Шрифт:
Но богачи не хотели работать, и за все свое золото, за все свои прекрасные вещи не могли найти тех, кто согласился бы работать на них. Им грозила нищета и голод, но жители стали выдавать им умеренный паек, достаточный для жизни, но нероскошный, и вместе с тем прервали знакомство с теми из них, которые могли, но не хотели работать. Но Мария и её последователи нашли такое постановление жестоким и поддерживали знакомство с бывшими богачами и надолго отсрочили их слияние с остальной частью населения.
И снова ангел Смерти посетил Марию, и она очнулась в новом мире. Десятки раз переходила она из мира в мир и везде строго держалась заветов правды, жертвуя для них советами любви. Наконец, после одной из своих смертей, попала Мария в мир, смутно напомнивший ей почти забытую землю. Не успела она пройти по дороге и сотни шагов, как увидела вдали небольшую группу людей, медленно подвигавшуюся ей навстречу. Ближе, ближе эти люди, и Мария видит перед собой Христа с Его учениками. Мария протянула к Нему руки и от радости не знала, что сказать, не понимая, что Христос знает все, что она хотела сказать Ему, знает все, что она делала во имя Его в течение всех своих многочисленных жизней.
И Мария воскликнула: «Господи, что мне делать для того, чтобы быть Твоей верной ученицей?»
И ответил ей Учитель: «Иди и не бойся греха, когда любовь требует от тебя согрешить».
Прозрела Мария, и после трех новых жизней, когда она спасла матери сына, сказав неправду, спасла вождя, проповедовавшего светлое учение человечеству, и простого человека спасла для него самого, — она поднялась в высший космос, так как много было ей дано и много спросилось с нее.
60 Кровь и золото
По разным дорогам, то верхом, то пешком, спешат к разбросанным в разных местах обителям послушники монастыря Св. Бернарда Клервосского. В двенадцать обителей прибыли они и передали жившим там монахам приглашение прибыть в монастырь, расположенный в Плесси-о-Роз для переговоров с вернувшимся из дальнего странствования братом. И все обители получили по небольшому мешочку с землей, когда-то орошенной слезами молившегося в саду Гефсиманском Спасителя.
Ко дню Рождества Христова делегаты прибыли в обитель Плесси-о-Роз и узнали, что только в день Нового года они сойдутся на совещание с приехавшим из Палестины братом, с тремя епископами и настоятельницей монастыря Св. Анны. Скромно, в благочестивых размышлениях, воспоминаниях, и в попытках высоко поднять свои сердца провели прибывшие монахи Рождество, и в день Нового года собрались они выслушать то, что хотел им сказать прибывший из Палестины и дошедший до Гроба Господня монах.
Первым на собрании заговорил старейший годами епископ. Он указал, что гость из Палестины так давно уехал из Франции и Европы, что у него не осталось никого, кто бы знал его до отъезда, однако прибывший брат представил неопровержимые доказательства своей принадлежности к числу монахов монастыря Св. Бернарда Клервосского, и так как потребовал созыва старейших, то ему нельзя было отказать в созыве братии. Поэтому им прежде всего надо выслушать, что скажет прибывший.
Тот встал и сказал следующее: «Возвратясь из Палестины, с горечью узнал я, о братья, как малочислен, как невлиятелен и как беден наш, когда-то могучий Орден. И еще более огорчила меня его полная бездеятельность. Правда, я ждал этого, но действительность превзошла мои ожидания. Мы гордились тем, что хранили в своих недрах древнейшие сказания, но многие из них забыты, и кто может сказать, что без искажений передаются не забытые, что они ценнее разных сказок обычных житий святых и рассказов трубадуров. Не спорю, они более глубоки, чем то, что общим достоянием стало, но все они звучат по-человечески. Что в них нового? Обычное суеверие о разных, никем не виданных духах с указанием иногда на то, как получены рассказанные в легендах эпизоды. И, конечно, ничего общего не имеют с достоверной наукой сведения, из легенд почерпнутые. А если они учат о морали, — то не довольно ли для этого законов светских и духовных властей? К чему тут легенды, хотя бы и те, которые Евангелием называются?»
И долго говорил вновь прибывший, в конце концов посоветовав распустить Орден и жить обычной для всех обывателей жизнью.
Выслушали его монахи, своим молчанием смущавшие рассказчика и, встав, пошли к выходу, не дожидаясь, что скажут епископы и настоятельницы. Выходя, последний монах обернулся и благословил приехавшего, и что-то вроде гримасы мелькнуло на его лице. А епископ, не подав вида, что произошло что-то необычное, пригласил вновь прибывшего на собрание, которое назначил на другой день в тот же час.
А одиннадцать монахов-делегатов собрались в комнате самого младшего, двенадцатого, и говорили о вновь прибывшем.
1-й: «Он не знает наших обычаев, и невнимательно слушали его епископ и настоятельница».
2-й: «Никто из нас не был очевидцем событий, происходивших тысячу лет тому
назад, однако они были».
3-й: «Как неверны, каким далеким отражением истины являются научные открытия, но горе людям, если они от науки откажутся!»
4-й: «Всё, так называемое, реальное — ирреально. Ну, что реального, не говоря о повторяемости явления, что из маленького семечка вырастает прекрасный цветок или могучее дерево?»
5-й: «И все ирреальное реально, ибо нет предела тому, что мы называем временем и пространством. И раз бесконечно пространство и время, то все, нам переданное, когда-то реальным фактом было».
6-й: «Почему он ничего не сказал о наших попытках доброе делать?» 7-й: «Он не сказал, что у нас каждый может или верить сказаниям, как тому, что действительно было, или считать их поучениями древних мудрецов, любивших притчи и аллегории».
8-й: «Он ответил на знаки, но сам их не делал. Ни одного знака-вопроса не предложил нам».