Шрифт:
– У него есть схема прокладки электрокабеля в больнице, – сказал Андерс. – А главный компьютер – компьютер, с помощью которого проводилась его операция, – находится в главном здании, в подвале.
Росс поставила чашку на стол, уставилась на полицейского, нахмурилась, снова потерла глаза, взяла чашку и снова поставила ее.
– Не знаю, – наконец пробормотала она.
– Пока вы спали, звонил патологоанатом, – сказал Андерс. – Он пришел к выводу, что Бенсон ударил танцовщицу отверткой. Бенсон совершил нападение на механика в аэропорту, совершил нападение на Морриса. Машины и люди, так или иначе с машинами связанные… Моррис ведь имел отношение к процессу превращения Бенсона в машину.
Росс улыбнулась.
– Но я-то психиатр.
– Я просто спрашиваю. Это возможно?
– Конечно, вполне возможно…
Снова зазвонил телефон. Росс сняла трубку.
– Центр нейропсихиатрических исследований!
– Тихоокеанская телефонная компания, – сказал мужской голос. – Мы проверили прошлый телефонный звонок для капитана Андерса. Он у вас?
– Минуту! – Росс кивнула капитану Андерсу, и тот снял трубку параллельного аппарата.
– Андерс слушает! – Наступила долгая пауза, после чего он сказал:
– Повторите, пожалуйста! И в каком промежутке вы проверяли? Понятно. Спасибо.
Он положил трубку и стал крутить диск.
– Расскажите-ка мне об этом ядерном энергоблоке, – попросил он.
– А что такое?
– Я хочу знать, что произойдет в случае его повреждения. – Андерс отвернулся от присутствующих в кабинете: на другом конце сняли трубку. – Дайте мне группу гражданской обороны. Это Андерс из отдела убийств.
Он обернулся к Росс.
– Он носит на себе тридцать семь граммов радиоактивного плутония-239, – сказала Росс. – Если контейнер разрушится, все находящиеся в непосредственной близости к нему люди и объекты получат значительную долю радиации.
– Какие частицы излучаются?
Она поглядела на него с удивлением.
– Я ходил в колледж, – пояснил он, – и вообще-то умею читать и писать, когда в том есть необходимость.
– Альфа-частицы, – ответила Росс.
Андерс заговорил в трубку:
– Это Андерс из отдела убийств. Пришлите фургон к Университетской больнице. У нас тут есть вероятность радиоактивной утечки. Человек и непосредственная среда могут получить заражение от излучателя альфа-частиц, плутоний-239. – Он взглянул на Росс. – Есть вероятность взрыва?
– Нет, – покачала она головой.
– Взрыва не будет… Хорошо. Понимаю. Вышлите их как можно скорее.
Он положил трубку.
– Вы не хотите объяснить, что происходит? – спросила Росс.
– Телефонная компания проверила звонок Бенсона. Они уверены, что в этом промежутке времени в больницу не поступали звонки из города. Ни одного.
Росс заморгала.
– Вот именно! – продолжал Андерс. – Бенсон звонил откуда-то из больницы.
Росс выглянула из окна четвертого этажа и стала наблюдать, как Андерс отдает приказания по крайней мере двадцати полицейским. Половина прибывших отправилась в главное здание больницы, остальные разбились на небольшие группы и стояли, переговариваясь и дымя сигаретами. Вскоре подъехал белый фургон гражданской обороны, и из него вышли трое в металлических костюмах. Андерс перебросился с ними несколькими фразами, кивнул и стал распаковывать странного вида прибор. Потом Андерс зашагал к зданию Центра.
Стоя рядом с ней, Герхард тоже наблюдал за приготовлениями на улице.
– Бенсону от них не уйти, – пробормотал он.
– Знаю, – ответила она. – Я все думаю: есть ли способ его обезоружить и обездвижить. Нельзя ли достать переносной микроволновый излучатель?
– Я уже думал об этом, – сказал Герхард. – Но это небезопасно. Невозможно в точности предугадать, какое воздействие он окажет на электронику Бенсона. И к тому же, сама знаешь, микроволновка накроет всех пациентов с сердечными стимуляторами…
– Неужели ничего нельзя сделать?
Герхард покачал головой.
– Должен же быть выход! – настаивала она.
Он отрицательно помотал головой.
– Да и к тому же очень скоро нейтрализующее воздействие будет оказывать инкорпорированная среда Бенсона.
– Теоретически рассуждая!
Герхард пожал плечами.
Понятие «инкорпорированной среды» придумали сотрудники отделения «Развитие» ЦНПИ. Идея была проста, но смысл ее был куда глубже, чем могло показаться на первый взгляд. Началось все с общеизвестного: мозг испытывает воздействие среды. Среда порождает некий психический опыт, который превращается в воспоминания, установки и привычки – конкретные предметы и явления запечатлеваются в проводящих путях мозговых клеток. А эти пути фиксируются каким-то образом химическими или электрическими соединениями. Точно так же, как тело простого рабочего видоизменяется в зависимости от выполняемой им работы, так и мозг человека видоизменяется под воздействием пережитого опыта. Но эти нейронные изменения, как и мозоли на руках рабочего, никуда не исчезают после завершения того или иного воздействия среды.
В этом смысле мозг инкорпорировал среду прошлого опыта. В сущности человеческий мозг есть сумма прошлого опыта – и таковым остается после того, как тот или иной опыт давно стал достоянием истории. А это означает, что причина болезни и метод лечения могут быть совершенно несовместимы. Причина расстройства поведения может лежать в детском опыте, но излечить это расстройство невозможно путем устранения причины, так как сама причина уже давно не имеет места в жизни взрослого человека. Поэтому лекарство надо искать совсем в другом направлении. Как говорили ребята из отделения «Развитие»: «Пожар может возникнуть из-за спички, но уж когда огонь полыхает, его не потушишь, просто загасив спичку. Проблема уже не в спичке. Проблема – в огне».