– Но Гитлер не идиот. Он ни за что не нападет на Россию. Это было бы безумием, а для него это станет концом! Его советники и генералы должны знать, насколько сильна Россия, ее Красная Армия…

– Красная Армия? Вот тут-то как раз и возникает вопрос! Сталин за несколько последних лет расстрелял девяносто процентов высших командиров Красной Армии, и Гитлер об этом знает!

Стивен перекинулся несколькими словами с американским послом, и тот рассказал анекдот, который, очевидно, повторял каждому новому человеку, о том, как в его резиденции в Спасо-хаузе испортился туалет и его никак не могли починить. В конце концов посол заставил своего телефониста связаться с заместителем народного комиссара иностранных дел Андреем Вышинским и сказал тому, что если туалет не будет исправлен в течение часа, посол приедет в комиссариат и будет пользоваться туалетом Вышинского.

Посол представил Меткалфа Амосу Хиллиарду и пригласил как-нибудь приехать в посольство на ленч.

– Да, – пробормотал Хиллиард, когда посол удалился на несколько шагов. – Консервированный томатный суп со сгущенным молоком и консервированные ананасы на десерт. Любые консервы, какие только может выдержать ваш желудок. – Он понизил голос. – А теперь дайте-ка взгляну еще раз… Да, большинство немецких дипломатов здесь. Они стараются не пропускать приемы на даче. Приехал генерал Кестринг, их военный атташе, и Ганс Генрих Херварт фон Биттенфельд, которого все называют не иначе как Джонни – самый полезный источник и ни в коей мере не сторонник нацистов, но это entre nous [68] . И еще…

Но Меткалф уже не слышал его. Там, в дальнем конце зала, держа под руку крупного пухлощекого мужчину с двойным подбородком и усами, похожими на зубные щетки, стояла Лана.

Она была в белом с золотом платье и нисколько не походила на обычную русскую женщину. Она улыбалась каким-то словам своего спутника, но улыбка казалась печальной, вымученной. В руке у нее был бокал шампанского, но она не пила из него. Ее окружали немецкие офицеры, одетые в форму, и чиновники в штатском, и все они имели нечто специфически германское в своем обличье – очки без оправы, маленькие гитлеровские усики, откормленный вид и показное высокомерие. Она находилась среди толпы поклонников, и, судя по выражению ее лица, все это ей отчаянно надоело.

– …Если вы хотите познакомиться с ним лично, – продолжал между тем Хиллиард, – не вижу никакой причины, которая могла бы вам помешать. В конце концов, вы американский бизнесмен, который всегда ищет, где бы сшибить лишний доллар, и не волнуется из-за того, с кем ему придется при этом иметь дело. Верно?

– Извините меня, – перебил его Меткалф и устремился к Лане, словно бабочка, приманенная ярким светом. Пока он пробирался сквозь толпу, она резко повернулась и поймала его взгляд. У Меткалфа захватило дух. В ее взгляде он заметил блеск, как ему показалось, затаенной ярости, хотя, с другой стороны, это выражение можно было принять и за интерес – даже страсть, наподобие того взгляда, каким она часто одаривала его шесть лет назад. Но он-то хорошо знал правду, невзирая даже на то, что ему хотелось вообразить. Она страшно гневалась на него, и ее гнев нисколько не ослаб.

Пока он прокладывал путь через толпу (сколько этих проклятущих приемов я должен вытерпеть? – спросил он сам себя), его память без участия разума перебирала лежавший наготове запас тонких замечаний. Возможно, она решила, что он преследует ее? Если так, то ничего страшного нет: женщины любят, когда их преследуют. И все же даже в этом она не могла быть уверена: в конце концов, это обычный прием, на котором присутствие такого человека, как он, более чем естественно. Она будет гадать, могло ли это быть обычным совпадением.

– Стивен! – Это снова оказалась жена посла. Положив ему руку на грудь, она заставила его остановиться. – Я что-то не вижу, чтобы вы разговаривали с кем-либо из наших молодых женщин, и это, по моему мнению, непростительный промах! Знаете ли, они ужасно соскучились по мужской компании. Вы должны исполнить ваш патриотический долг.

– Я попробую сделать это в моем старом университетском стиле, – ответил Меткалф. Он продолжал двигаться к Лане, пока не оказался совсем рядом с нею.

– О, вам не требуется заходить так далеко, – хихикнула жена посла. – Поверьте, я знаю все о ваших подвигах в Йельском университете. Я слышала о вас весьма волнующие истории.

– Моя совесть чиста, – самым беззаботным тоном ответил Меткалф. Он теперь находился так близко к Лане, что мог обонять ее тонкие духи, чувствовать тепло, исходящее от ее обнаженных рук. Его сердце билось с такой силой, что он всерьез опасался, не услышат ли окружающие этот стук.

Лана резко повернулась и встретилась с ним взглядом.

– Чистая совесть, – произнесла она ровным голосом, – обычно является признаком плохой памяти.

Он застенчиво усмехнулся и ответил по-русски:

– Как я понимаю, у вас сегодня вечером нет спектакля.

Она снова взглянула на Меткалфа и улыбнулась в ответ. Лишь тот, кто знал ее достаточно хорошо, мог понять, что улыбка была неестественной.

– Они, кажется, прекрасно обходятся и без меня.

– Я склонен сомневаться в этом. Вы не познакомите меня с вашим… другом? – Лицо Меткалфа выражало совершенную невинность, но Лана видела его насквозь.

В ее глазах мелькнула вспышка раздражения, но она спрятала неудовольствие за вежливым кивком.

– Конечно. Руди, мне хотелось бы представить тебе моего знакомого.