Та сидела в гнезде, подгребая под себя разбросанные пучки соломы, веточки и тряпки. При звуке голоса Пенны старушка замерла, прислушиваясь. Желтое лицо вдруг приняло озадаченное выражение. Игинуш всматривалась в Пенну так, словно пыталась вспомнить о чем-то… Но воспоминание - если оно действительно существовало - не желало приходить, и в конце концов Игинуш тряхнула головой и захихикала.

– Твой кинжал?
– переспросила она.
– Зачем ты хочешь отдать мне свой кинжал? Откупиться от меня замыслила? От судьбы откупиться хочешь? Не желаешь заплатить кому-то другому, желаешь заплатить Желтой Игинуш? Умно, умно придумано, да только сама ты - дурочка, если забыла, во что превратился твой кинжал! И все потому, что не вовремя схватилась за оружие. Все вы таковы: чуть что не по вам - и хвать мечи да кинжалы! А забываете, что есть в мире силы посильнее ваших мечей да кинжалов. Вот моя сила посильнее твоей, дурочка, да и того существа, что следит за тобой из болот, пожалуй, тоже.

Пенна пошатнулась и упала на колени.

– Кто вы, матушка Игинуш?

Та молча смотрела на девушку. Пенна опустила голову, растрепанные волосы свесились ей на лицо, закрыли распухшие губы, выступающие острые скулы.

Долго безмолвствовала Желтая Игинуш, а потом ответила тихо:

– Откуда же мне знать, кто я такая, если других таких, как я, больше и на свете-то нет…

***

Когда Пенна вернулась в таверну, Сафена бросила на нее недовольный взгляд.

– Где ты шаталась? Целое утро тебя не было!

От такой дерзости Пенна проглотила язык и долго в безмолвии рассматривала жирную неряху-служанку. Сафена не позволила смутить себя.

– Что уставилась?
– крикнула она.
– Ты денег не платишь, я знаю! Хозяин тебя завтра из таверны выставит, куда ты пойдешь?

– Найдется, куда мне пойти, - ответила Пенна.
– И не твоя это забота.

– Утром-то все хромала, еле ноги таскала, - пробурчала Сафена.
– А сейчас - смотри ты, как бойко бегаешь. Как это тебе удалось?

– Я полечила ногу, - ответила Пенна и тотчас пожалела о своей откровенности.

Толстые щеки Сафены затряслись, как желе.

– В городе только одна целительница лечит за бесплатно и так скоро, - шепнула она.
– Ясно теперь, где ты бродила и у кого провела утро. Не подходи ко мне, ведьмино отродье! Не приближайся и даже не дыши в мою сторону!

Она схватила метлу и наставила на Пенну.

– Та, у кого ты была, знается с темными силами, и все, кого она вылечила, рано или поздно погибают страшной смертью.

– Мне так не показалось, - кратко ответила Пенна.

Она уже поняла, что возражать Сафене и выдумывать наспех какую-нибудь небылицу касательно своего чудесного исцеления было бы глупо: Сафена, в отличие от Пенны, местная жительница и хорошо знает, кто в городке на что способен.

– А что тебе могло показаться?
– фыркнула Сафена.
– Некоторые люди так глупы, что ради минутного облегчения готовы заложить свою жизнь и душу самому болотному дьяволу… Тьфу!

– Расскажи мне подробней об этой Игинуш, - попросила Пенна.

Услышав имя целительницы, Сафена отшатнулась и замахала руками, делая охранительные знаки.

– Тьфу! Тьфу!
– плевалась служанка.
– Никогда больше не зови ее вслух, не то придет! Явится и сядет у очага, а попробуй ее выгони, сразу смерть на себя накличешь. Нет уж, лучше отвернуться да помалкивать. Тебе кто из глупых кумушек такое присоветовал - к ней обратиться?

– Я ведь со здешними кумушками не знакома - резковато ответила Пенна, вспомнив, с каким отвращением и страхом смотрели на нее женщины в городе.
– Откуда мне знать, как зовут ту, что направила меня к целительнице? Мне одно известно: она единственная надо мной сжалилась, когда я мучилась от моей раны. Все прочие просто отворачивались, когда я просила о помощи.

– Кто бы тебе такое ни присоветовал - дура она, - отрезала Сафена.
– Та, у кого ты сегодня побывала, родилась из куриной желчи и… - Она понизила голос.
– Ты слыхала про Ужас Исхара?

Пенна молча кивнула.

Сафена расширила глаза.

– Говорят, однажды Ужас Исхара схватил куриную желчь и плюнул в нее, а потом три дня носил в кулаке, прежде чем выбросить.

– Ужас Исхара состоит из щупалец… и страха, - прошептала Пенна.
– Как, по-твоему, он мог носить нечто в кулаке?

– Он свернул щупальце в кулак, - повторила Сафена упрямо, - и лучше бы нам поменьше говорить об этом! То, что он бросил в трясину спустя несколько дней, было крохотной желтой женщиной, морщинистой, с длинным носом… Чем она питалась и как росла - того никто не знает, потому что свидетелей тому не осталось. Когда она выросла достаточно, чтобы притворяться человеком, она пришла в город и поселилась здесь. И это случилось на моей памяти, уж я-то все видела. Ее хотели прогнать, но все, кто обошелся с ней по справедливости, вскорости умерли. Один упал в колодец, только его и видели! Когда вытащили, он уже захлебнулся. Другого насмерть лягнула лошадь, весь мозг вытек прямо на дорогу, под колеса. А третий начал кашлять и выплюнул все свои внутренности. После того уж никто не смел ей перечить. А она сразу сделалась такая добренькая! Вы, говорит, обо мне не печальтесь, не беспокойтесь, я никому хлопот не доставлю. Я, говорит, поселюсь у самой стеночки, там, где у вас мусор сваливают. Я, говорит, никому не помешаю, а если кто-нибудь захворает - милости прошу, помогу любому. И то правда, помогает-то она при первой же просьбе и никому не отказывает, а вот что потом с этими людьми бывает…