— Не забыл боярин, как его князь гнал меня со стола?

Боярин лукаво улыбнулся:

— Молод ты был, княже, хотел по-отцовски Дмитрий Константинович удержать владимирское княжество в зрелых руках, пока в возраст войдешь! Прислал ему и ныне хан Амурат ярлык на великое княжение. Отказывается от ярлыка Дмитрий Константинович, потому как ныне в крепких руках Владимир и Москва. Вот ярлык, делай с ним по своей воле!

Боярин извлек из-под платно свиток и с поклоном протянул Дмитрию.

Дмитрий взглянул на боярина Андрея.

— Прими, боярин! Погляди, о чем ханы говорят!

Андрей принял у Морозова ханский ярлык и прочитал уставление великим князем владимирским Дмитрия Константиновича.

— Сиротой я был! — произнес Дмитрий.— Твой князь меня два года изгоем держал. Почто теперь-то челом бьет? Судью нашел или под мою руку идет?

— Коли не тяжела рука будет... — осторожно ответил боярин.

Дмитрий проговорил, обращаясь к Кобыле:

— Пиши, боярин Андрей, договорную грамоту с Дмитрием суздальским, а мы почитаем и не спеша рассудим! Все у тебя, боярин Морозов?

— Не все, князь! — Морозов обвел взглядом бояр, давая знать, что слово прибережено сказать с глазу на глаз.

Дмитрий поднял руку. Бояре вышли из гридницы.

— Наказано мне!— сказал боярин Морозов.— Верил бы ты Дмитрию Константиновичу и забыл бы о его споре! Велено молвить тебе: если посватаешь у князя Дмитрия Константиновича дочь его Евдокию — не откажет!

Дмитрий пристально взглянул на Морозова.

— А что ты на это скажешь, боярин? Скажи свою думу, не княжескую!

— Я посол, князь! Поверишь ли?

— Суздаль да Москва, все мы одной земли дети.

«Ему семнадцать лет, юноша! Кто же его наставники? Или сиротство заставило раньше времени познать мудрость старших?» — думал Морозов.

— Скажу, князь! Если суздальский князь пришел к тебе с челобитной, то не один он о том думал! Суздаль — древний город, и боярство суздальское — гордое боярство. Захудал город, бояре захудалого города кому нужны? Враждуя с Москвой — все потерять, с Москвой дружить — и мы бояре московские!

— Бояре примут мою руку?

— Если с мечом протянешь — не примут, если на свадьбе за столом, примут!

Словно злобный чародей ворожит, поднимая из мрака нечистую силу. Амурат толкает Суздальца против Москвы, Мамай понукает Москву против Суздали. Только промелькнула надежда замириться с суздальским родом, сомкнуть в одно распавшийся на враждебные станы род Ярославов, соединить разделенное меж братьями Александром Ярославичем и Андреем Ярославичем, а тут и сам Суздалец просит оружием унять брата. Так разве ж в князе Борисе дело? На Бориса пойти — обидеть нижегородцев. Обидеть нижегородцев — опять отсрочить грозный час встречи с Ордой, и нижегородцы нужны в той встрече.

Войско Москвы готовится не супротив русских людей. А отказать Суздальцу нельзя, воздвигается мир меж Москвой и Суздалью на долгие годы.

Вельяминовы, воеводы, все московские бояре, даже Боброк — все рвутся на бранное поле, заманчива легкая победа. Один изо всех Боброк имеет оправдание горячности. Ему не терпится посмотреть московские полки в бою, испытать, что сделано.

Долгими зимними вечерами, когда над Москвой бушуют метели и все дороги переметены сугробами, думали думу князь и воевода, каким должно быть войско. Боброк сшивал листы пергамента, на которых чертил расположение полков в походном порядке, разрисовывал боевой порядок, подсчитывали с Дмитрием, сколько выставить войска против Орды, во сколько обойдется его вооружение. Раздумывали, каким должно быть войско, чтобы повергнуть Орду, а для этого допреж всего надо было знать, что собой являет войско Орды, в чем его сокрушительная сила. Пора бы знать!

У Дмитрия собирались московские воеводы, что еще с Иваном Калитой ходили на Тверь, когда он в допомогу брал ордынцев, собирались все, кто видел в бою ордынское войско. Однако на Русь давно не было нашествий, а о битвах русских с ордынцами можно было прочесть только в летописях — память искажала прошлое.

На Калку южные князья шли, не зная врага, теперь о нем знали все.

Ни один из воевод, даже молодой и горячий Минин, не пренебрегал ордынским воином. Ордынец был настоящим воином, умелым, смелым и опасным.

Когда рождался сын у ордынки, его сразу же сажали верхом на копя. В пять лет ордынский мальчишка скачет на лошади без седла и пускает стрелы из маленького лука. В десять лет знает, что быть ему воином, и больше никем, что ему надо уметь стрелять из лука, владеть копьем и саблей, и больше ничего не уметь. Хлеб ему привезут данники, юрту уберут за него рабы — пленники, железные наконечники выкуют и закалят рабы, одежды пришлют в дары данники. В десять лет он может участвовать в битве. Нет, не бросаться в сечу, не осыпать атакующего врага стрелами, а стоять в конном строю таких, как он, создавая впечатление неисчислимости войска. К пятнадцати годам из мальчика-воина вырастает отрок-воин. Он сросся с конем, и нет действия на коне, которого он не сумел бы выполнить. Он научился попадать в цель из сильного и тугого лука, он научился пускать стрелу за стрелой, почти не целясь, но поражая цель.