Лизандра, путаясь в подоле, выбежала из кабинета.

Роланд открыл глаза, но поднять голову от подушки не смог. У него чудовищно болело все тело, а в виски, казалось, кто-то вколачивал гвозди.

— Где я? — простонал он.

— У меня в гостях, — услышал король и дернулся. Мерзкий скрипучий голос усилил боль, хотя, казалось, это невозможно. Роланд с трудом повернул голову и обнаружил рядом с собой божественно-прекрасную женщину. Король поморщился.

— Я ничего не помню, — признался он.

— И не должен! — радостно ответила дама.

— А Вы кто?

— Я?!

Дама изобразила на лице негодование. Ее длинные черные ресницы так и затрепетали.

— Ах, Ваше величество, Вам должно быть стыдно за такое невнимание.

Король прикрыл глаза. Ее голос, казалось, ввинчивался прямо в мозг.

— Но я Вас прощаю, — игриво добавила дама, — меня зовут фея Гертруда.

Роланд, не сдержавшись, застонал.

Признаться честно, в детстве его пугали феей Гертрудой, когда он не хотел засыпать вовремя или чуть-чуть хулиганил.

"Вот, отдадим тебя фее Гертруде", — говорила ему нянька, и мальчик тут же становился милым и послушным. Пусть ненадолго, однако, действовало ведь. И теперь сбывались его детские кошмары.

— Вам больно? — равнодушно спросила фея, — это скоро пройдет. Если Вас это утешит, Тибальд и Распишах тоже себя плохо чувствуют. Так всегда бывает.

— Почему меня должно это утешить? — поинтересовался король.

— Ну, они же Ваши враги!

Король с трудом сполз с украшенной рюшами кровати.

— Они мне не враги, — сквозь зубы проговорил он, — они — государственные преступники.

Фея спокойно наблюдала за тем, как Роланд Мерован, шатаясь, бредет к двери. Не дошел. Упал. Лицом вниз.

— Что со мной? — прошептал он, когда фея, нисколько не напрягаясь, перевернула его на спину.

— Все в порядке, — холодно отметила Гертруда и удалилась, взметнув пыль подолом. Пыли было предостаточно, да и подол длинный. Но все равно это движение выглядело слишком уж картинным. А Роланд фальши не терпел. К сожалению, мнение его никого не интересовало.

Чуть оклемавшись, он выполз в коридор. Длинный такой коридор. Слишком длинный для такого относительно небольшого здания. Роланд подумал о волшебстве и вновь поморщился. Волшебство было глубоко чуждо его рациональной натуре.

За ближайшей дверью обнаружились Тибальд и Распишах.

— А, привет, Ваше Величество, — сказал гном, впрочем, тон его речи не звучал слишком уж приветственно. Скорее наоборот — шли бы Вы, дорогой, пока Вам по шее не наваляли. Но король, на то уж он и король, гордо не обратил на это внимание.

Ни гном, ни эльф не спешили приподнять седалища с места, чтобы поприветствовать своего монарха. Роланд оказался перед сложным выбором — либо проигнорировать данный факт, либо гордо фыркнуть, а, может, даже удалиться в знак протеста. Он — правитель, он — мог. Более того, он должен был поступить подобным образом, поскольку негоже государю с правонарушителями всякими общаться. Вне судопроизводства, конечно. Однако, сделав это, бедный Роланд лишился бы шикарной возможности придумать какую-нибудь гадость сообща. А, учитывая личность находящихся перед ним субъектов, эта возможность была, да еще какая.

А потому Роланд Мерован вынужден был сделать вид, будто подобное пренебрежение его статусом — нечто самой собой разумеющееся. В данных обстоятельствах, естественно. После подобных умозаключений Роланд спокойно прошествовал в комнату и мило (насколько мог) поинтересовался:

— Что делаем?

Ну и что они могли делать? В карты играть, естественно. Огрызок карандаша нашелся в сапоге Распишаха. Бумага… А, где только бумага на дороге не валяется. Ну, продешевила фея. Следовало обои заказать из шелка.

Роланд гордо отверг предложение играть на деньги. Во-первых, денег у него (наличных) не было. Во-вторых, король, играя на деньги, может проиграть нечто более существенное. Власть, к примеру, или что еще.

Так прошло дней десять. Фея Гертруда, меж тем, не возражала против их совместного времяпровождения. Дни шли за днями, похожие друг на друга, как две капли воды. Их кормили три раза в день, как положено. И даже поили вином.

Еда появлялась сама собой. Вино приносила сама Гертруда.