В результате на первое место среди претенденток и вышла Лизандра Урийская. Неглупая, хозяйственная, грамоте обучена, владеет мечом. Последнее не обязательно, однако свидетельствовало о том, что девица приучена к дисциплине и неплохо физически развита. А это — плюс.

Рост у принцессы был чуть ниже среднего, телосложение среднее, рост средний. Двадцать четыре года. Девственница. Характер уравновешенный.

Роланд вновь вгляделся в портрет. Девица, на нем изображенная, могла поразить воображение поэта своей божественной красотой. Да и не только поэта. Даже суровый воин, покалеченный в боях, отложил бы в сторону свою секиру, или что там еще, и залился бы слезами умиления, глядя на картину. Потому что красота такая неземная присуща разве что ангелам небесным, спустившимся на землю исключительно для искупления чьих-нибудь грехов, а никак уж не девицам двадцати четырех лет отроду, владеющим мечом.

Король минут пятнадцать сосредоточенно рассматривал лицо Лизандры. А затем он заперся в кабинете и стал творить.

Два часа, пыхтя и время от времени высовывая язык, король писал картину. Почти с натуры. В смысле, с портрета. Однако по ходу пьесы Роланд вносил кой-какие изменения, необходимые на его взгляд.

Для начала щеки принцессы он сделал попухлее, глаза поменьше (и в самом деле, девица на портрете больше напоминала диковинного зверя лемура, чем нормального человека), губы покрупнее (нынче мода была на крохотные губки сердечком), шею покороче.

Как изменить цвет волос, Роланд не представлял, а потому оставил их такими, как нарисовано. В конце концов, волосы в женщине — не главное. А что в женщине — главное? Правильно!

Грудь король со вздохом уменьшил. Он понимал, что с такой грудью и с такой талией, как на присланном ему портрете, девушка просто не смогла бы передвигаться. Это ж как два мешка с картошкой на палке от швабры!

А потому талию пришлось расширить. А потом еще в полтора раза.

Так… Глаза. Что-то они слишком голубые. Чуть черной краски, немного белой, и вот уже цвет похож на нормальный. Ресницы… Ресницы тоже вряд ли могут доставать до бровей.

Затем, скорее по наитию, чем в результате полученной информации, Роланд облачил девушку в охотничью куртку вместо платья с кружевами.

Отошел в сторону, сощурил глаза, присмотрелся. Вот теперь Лизандра походила на человека. В принципе, даже учитывая внесенные правки, на вполне привлекательного человека. Пожалуй, на этой кандидатуре и следовало остановиться.

Плюсом был и возраст невесты. Все же двадцать четыре — это много. В девках-то она сильно засиделась. А потому будет благодарной и покладистой, без всякого там подросткового нигилизма.

Увидев девушку воочию, король подумал, что не ошибся. Она была практически такой, какой он себе ее вообразил. Мысленно Роланд погладил себя по шкурке за догадливость. Приятным сюрпризом (комплимент от шеф-повара!) был цвет глаз Лизандры — напрасно король разбавлял его васильковость серым.

К тому же, принцесса, и это было заметно, сама положила на Роланда глаз. Безусловно, ее согласие на брак мало кого интересовало, однако все же приятно было осознавать, что девушка пойдет под венец с улыбкой, а не пряча под фатой заплаканные глаза.

Она и пошла с улыбкой. Светло-голубое свадебное платье сделало девушку необычайно женственной, глаза ее сияли, и за время церемонии, а также на протяжении почти всего праздничного ужина Лизандра не сказала ни одного бранного слова.

Король поздравлял себя с удачным приобретением. Напрасно.

Он не сразу обратил внимание на то, что молодая жена краснеет и бледнеет, стоит кому-нибудь отпустить даже вполне невинную шутку на предмет брачной ночи. Не видел он, как она комкает платье под столом, и как поднимает плечи, будто стараясь спрятаться. А потом, когда заметил, списал все на волнение, на обычный свадебный мандраж.

Когда новоиспеченные супруги под руку шествовали в специально подготовленные для них покои, Лизандру трясло. Король решил, что это от усталости. Будь он чуть менее пьяным и чуть более внимательным, возможно, ситуация сложилась бы иначе. Но… что произошло, то и произошло.

Полупьяные по случаю свадьбы государя придворные помогли новобрачным разоблачиться и, тихо хихикая, удалились.

Новобрачная смотрела на супруга с волнением и надеждой.

Она ведь и в самом деле была девственницей. Девушкой весьма строгого, но своеобразного воспитания. Ей, как и прочим благородным девицам, с детства внушали тот факт, что до брака нужно дожить невинной. В том смысле, что и поцелуи — грех, а не то что там что-то иное.

Вместе с тем, дожидаться этого самого главного момента в жизни девицы она должна была у себя в светлице — окруженная мамками-няньками, с пяльцами в руках, и весьма лимитированным правом на общение. Будь Урия во времена младенчества принцессы чуть более богатой, а соседи ее чуть менее наглыми, возможно, так бы оно и было. Но…