Он едва не начал искать пути избавиться от Аяри, столь же изысканно-окольные, как те, что привели его в постель Харая; но Аяри, хотя и получал большое удовольствие от недоумения и злобы Тайса, за прошедшие века достаточно поумнел, чтобы не укреплять в нем решимость. Играть с Тайсом Аяри не хотел; у него не было шанса выиграть.

— Ты дурак, Эн-Тайсу, — сказал принц, — наглый дурак. От этого все твои беды. Мне бы стоило солгать, но от правды выйдет больше толку. Перестань решать за Рэндо. Ты ведешь себя так, будто настоящий господин ты, а ему дозволяешь обманываться ради шутки. Думаешь, он этого не понимает? Когда ты не подчиняешься, ты не делаешь лучше. Ты просто не подчиняешься.

У Эн-Тайсу дернулось веко, но он ничего не сказал. Не иначе как наблюдая его пример, Айарриу научился использовать правду как оружие. Его слова можно было бы счесть издевкой, будь они сказаны без причины, но эле Хетендерана, говоря это, седлал коня, он собирался ехать в дом матери, а оттуда — в Золотой город… Принцесса Айелеке с частью придворных решила вернуться домой, и Харай дозволил брату сопровождать ее. Айарриу уезжал на несколько месяцев. Он словно советовал Эн-Тайсу обдумать свое поведение и давал шанс вернуть потерянное.

«Ублюдок», — мысленно сказал эле Тиккайнай и ушел; но ни слова не забыл.

После того, как Аяри вернулся, склок между ними более не случалось. Потому что на следующий день Рэндо спросил:

— Тайс, что ты скажешь, если я тебя отошлю?

Рыжий айлльу вопросительно на него воззрился.

— Навсегда, — уточнил человек.

Тайс моргнул. Наместник с утра ходил смурной, раздумывая о чем-то; чувства его для Тайса были ясны, но мысли оставались непроглядной бездной. «Что он хочет сказать? — Тайс весь подобрался от внезапной тревоги. — И что хочет услышать?»

— Если ты меня отошлешь, я уже ничего не смогу тебе сказать, — с наигранным легкомыслием ответил демон. — Разве что написать письмо.

— Я не шучу, — печально сказал Хараи и стал набивать трубку. — Я разрешил Аяри уехать. Я отправлю ему вслед письмо с приказом остаться в Золотом городе. Ему там самое место.

«Это хорошая мысль, — подумал Тайс, — но мне очень не нравится тон, которым она высказана. Рэндо, я боюсь».

— Я собираюсь отослать и тебя. Вероятно, лучше будет сделать это на Тиккайнае, — закончил Хараи и поднял взгляд.

Тайс незаметно прикусил губу. Сами собой прыгнули на язык дерзкие слова: что он и не подумает повиноваться, что Харай не сможет от него избавиться, да и туго придется без него Хараю… «Арри-сахарок, ты глуп как пень, но ты прав. Если я просто не подчинюсь, я не сделаю лучше. Знаю я его… заклятия».

— Я сделаю как ты велишь, — сказал Тайс. — Буду служить тебе вдалеке. Найду в этом радость… Рэндо, о чем ты?!

Наместник закурил, помолчал.

— Полковнику Ундори айлльу нужны были затем, чтобы подарить людям их бессмертие, — ровно сказал он. — Я отнял у него возможность это сделать. Ты сказал мне когда-то, что близость айлльу продлевает людям жизнь, и я вижу, что это действительно так. Я не имею на это права. Я люблю тебя, и Аяри успел полюбить. Но жить вам лучше подальше от меня.

Тайс выдохнул, низко опустив голову.

Потом сверкнул глазами из-под упавших на лицо рыжих прядей и зарычал. Рэндо удивленно приподнялся в кресле: он очень давно не видел Тайса таким.

— Что?

— Скажи мне, Рэндо, — выговорил Тайс, пока эхо рыка еще угасало в его горле, — в вашем Кестис Неггеле уже приняли закон о правах айлльу?

— Еще нет, но полагаю, что скоро примут…

— Тогда я в счет будущего закона говорю тебе, что ты болван. Можешь посадить меня на цепь в счет прошлых заслуг. Ты говоришь как Кинай. Но ты не Кинай и у тебя нет фамильных наложниц. Почему бы не дать нам самим решать, кому продлевать жизнь, а кому нет?

Рэндо засмеялся; Тайсу почудилось хорошо скрытое облегчение.

— Прости, — с улыбкой сказал наместник. — Ты частенько пытаешься решать за других. Кажется, я перенял от тебя эту склонность.

День клонился к вечеру; алый свет заливал яблоневые сады Хетендераны, небо обретало прозрачность. С вод Ллаю-Элеке приходила прохлада. Белые стены церкви отбрасывали глубокую тень, и серебряная звезда на высоком шпиле парила в пронзительной ясности. Воздух стал свежим; пыль улеглась. Наместник и Наставляющая Сестра сидели на скамье у церкви, глядя в отуманенный горизонт.

— Ирме, — сказал наместник, — возможно, мое истинное желание слишком явно, но все же — не было бы разумно перенести резиденцию Наставляющей Сестры в столицу восточных провинций?

Ирмерит засмеялась.

— Господин наместник столь глубоко верует, что нуждается в священнице рядом?

Рэндо с улыбкой развел руками, признавая ее правоту.

— Вероятно, так.

Священница опустила веки и склонила голову к плечу.

— В ваших словах больше истины, чем вы сами думаете, Рэндо. Я полагаю, настало время нести веру детям неразумным.