— Папа, хочешь продиктовать что-нибудь? — спросила она.

— Пока, ничего, — ответил Брэди. Оказавшись изолированным от сурового холода, он развязал концы шарфа, обнажив лицо, которое, возможно, в далеком прошлом носило на себе черты характера, позволившего ему пробиться из уличной нищеты к своим нынешним миллионам, но долгие годы благополучия стерли малейшие их следы. Кости черепа спрятались под жировыми наслоениями, лишив его лицо складок, морщин и даже мельчайших морщинок около глаз. Это было жирное лицо избалованного херувима. Правда, в глазах не было ничего от херувима. Взгляд его голубых глаз был холодным, оценивающим и жестким.

— Значит, это конец линии, — сказал Брэди, посмотрев в окно на драглайн.

— Ее начало, — сказал Шур. — Битумный песок может залегать на глубине до пятидесяти футов. Грунт, который лежит поверх него, для нас большое бремя, так как совершенно для нас бесполезен. Это гравий, глина, сланец, песок с малым содержанием нефти. Сначала весь этот грунт должен быть удален. — Он указал на приближавшийся трак. — Часть этого мусора, выбранного другим драглайном на новом месте, сейчас вывозится. Чтобы еще больше поразить вас, мистер Брэди, скажу, что эти траки тоже самые большие в мире. Их вес сто двадцать пять тонн, грузоподъемность сто пятьдесят тонн, и все это всего на четырех шинах. Но видели бы вы эти шины.

Трак как раз проехал мимо, и они получили возможность увидеть его шины. Их размер по высоте Брэди оценил в десять футов, ширина была соответствующей. Сам трак был гигантских размеров: по высоте кузова футов двадцать, и примерно такой же ширины, место водителя так высоко, что он сам едва виден с земли.

— Одна такая шина стоит как приличный автомобиль, — сказал Шур. — А если захотите купить сам трак по сегодняшним ценам, то от трех четвертей миллиона останется на сдачу только мелочь. — Он поговорил с водителем, и автобус медленно двинулся с места.

— Когда мусор вывезен, тот же драглайн выбирает битумный песок, что и делает тот драглайн, который мы видели, и складывает его в огромные груды, которые мы называем отвалами. — Причудливая машина феноменальной длины с шумом набрасывалась на отвал. — Это роторный экскаватор, всегда работающий в паре с драглайном. Длина четыреста двадцать футов. Вы можете наблюдать, как вгрызаются в отвал ковши роторного экскаватора. Четырнадцать ковшей на колесе диаметром сорок футов выбирают приличный тоннаж в минуту. Затем битумный песок подается вдоль хребта роторного экскаватора, мы называем его мостом, к сепараторам. Оттуда…..

— К сепараторам? — прервал Шура Брэди.

— Иногда песок слипается в большие комья, твердые как камень, которые могут повредить ленту конвейера. Сепараторы это просто вибрирующие сита, задерживающие такие комья.

— А без сепараторов ленты конвейеров могут быть повреждены?

— Конечно.

— Выведены из строя?

— Возможно. Мы не знаем. До этого никогда не доходило.

— Что дальше?

— Битумный песок ссыпается в движущиеся воронки, которые вы видите вон там. Из них песок высыпается на ленту конвейера, доставляющего его на обрабатывающий завод. После этого…

— Минуточку, — прервал на этот раз Демотт. — У вас, наверное, и конвеерных линий не одна.

— Да, хватает.

— Сколько?

— В общей сложности шестнадцать миль. — Шур выглядел сконфуженно. Демотт уставился на него, и Шур поспешил продолжить: — В конце каждой конвейерной линии находится радиальный стакер, который сгружает песок в так называемые пульсирующие сваи — это вроде склада.

— Радиальный стакер — это что? — спросил Брэди.

— Подвески, являющиеся продолжением ленты конвейера. Они могут опрокидываться через специальную дугу и направлять битумный песок в подходящий буферный резервуар. Или они могут заполнять накопители, которые доставляют битумный песок под землю, чтобы начать процесс химического и физического отделения битума. Первый из названных процессов…

— О, Господи! — воскликнул Маккензи потрясенно.

— Давайте подведем итоги, — сказал Демотт. — Не хочу быть грубым, мистер Шур, но мне не хочется слушать о процессе извлечения битума. Я уже видел и слышал все, что хотел.

— О, Боже Всемогущий! — воскликнул Маккензи, должно быть, для разнообразия.

— В чем дело, джентльмены? — спросил Брэди.

— Когда вчера вечером мы говорили с мистером Шуром и мистером Рейнольдсом, который руководит здесь работами, — начал Демотт, тщательно подбирая слова, — мы думали, что у нас есть некоторые причины для беспокойства. Сейчас я понял, что мы зря тратим драгоценное время на пустяки. Бог мой, теперь я действительно беспокоюсь!

— Вчера вечером мы оказались перед фактом, что периметр предприятия смехотворно прост для преодоления; не представит труда для подрывников и проникновение на сам завод. Оценивая ретроспективно все увиденное, можно сказать, что это просто, как нечего делать. Сколько слабых звеньев ты насчитал, Дон?

— Шесть.

— У меня счет тот же.

— Прежде всего, это драглайны. Они выглядят нерушимыми, как утесы Гибралтара, но фактически они-то и есть наиболее уязвимое звено. Сотни тонн взрывчатки ничего не смогут сделать с утесами Гибралтара, но я могу вывести из строя драглайн двумя пятифунтовыми зарядами, поместив их в то место, где стрела крепится к основанию драглайна.