В. Сенников еще в Нижнеудинске по памяти совершенно точно изобразил не только план всей пещеры и лаза, но и то, как выглядел сам рисунок на стене потаенной камеры. Олень, судя по его рисунку, изображен в «летучем галопе» с экспрессией, напоминающей лучшие рисунки палеолитических художников мира.

Однако теперь лаз оказался полностью заваленным скальными россыпями и огромными глыбами. Очевидно, в шестидесятых годах или около того произошло гигантское землетрясение. Рухнули целые скалы с потолка пещеры. Завалило и лаз.

Остается, следовательно, одна возможность. Попробовать расчистить заваленный известняковыми глыбами ход в камеру тайн, может быть, при помощи современной взрывной техники, при содействии Института горного дела в Новосибирске или Института гидродинамики. Тогда пещера выдаст свои сокровища. Пусть даже это один-единственный рисунок, но, если он существует, первый в пещерах всей Северной Азии.

Расставаясь с дядей Костей, с его щенками и кошками, мы вспомнили и другую тайну этого замечательного района, тоже не раскрытую еще историю древнего народа тофов, которых прежде называли карагасами. Небольшого народа — всего 400 человек, о котором уже около двухсот лет спорят ученые, стремясь узнать его происхождение и место в прошлом сибирских народов. Тофы и сейчас сохранили свой древний образ жизни, занимаются охотой и оленеводством. И с ними связаны многие культурно-исторические проблемы. В том числе такие, как происхождение оленеводства, уже десятки лет занимающие ученых многих стран и в первую очередь советских этнографов. Всего же интереснее сам народ. Имя его звучит в древних письменных памятниках Сибири, где речь идет и о народности туба, или дубо.

Как полагают ученые, предки тофаларов были частью древнего населения Сибири, которое входит в группу палеоазиатов, так называемую древнеазийскую.

И совсем недавно в докладе молодого лингвиста-полиглота, великолепного знатока если не всех, то большинства языков Сибири В. Рассадина были высказаны принципиально новые взгляды на историю языка, а следовательно, и самого народа тофов. Рассадин выступил в Новосибирске с докладом «Этапы истории тофаларов по языковым данным». В докладе он привел свидетельства о том, что тюркским этот язык стал не в какое-то недавнее время, а еще в VI–VII веке нашей эры! Ранее же, по его догадке, предки тофов говорили на языке, близком к языку палеоазиатов, кетов. Потом даже в своей суровой горной стране тофы испытали влияния древних уйгуров, енисейских кыргызов — создателей государства, существовавшего уже две тысячи лет тому назад. Потом монголов, может быть, даже и до создания мировой империи чингисидов. Потом бурятских князцов. Наконец, тофы встретились на Уде и с русскими.

В свою очередь, языковед-новатор из Новосибирска В. Наделяев с помощью своего фонетического метода проник в самую глубь языка тофов. Не только в VI век, но и вплоть до искомого всеми учеными-тюркологами праязыка тюркских народов. И опять-таки нашел его следы именно при помощи маленького племени тофов! Таковы эти люди, так богата отзвуками прошлого их таежная земля — страна пахучего багульника, что, как пламя пожаров алеет по склонам их голубых гор, край прозрачных звонких рек.

Расставаясь с Удой, мы не могли, впрочем, не заметить, что она не так уж забыта людьми.

В летнее время в прославленной пещере и на берегах Уды бывает не по одной сотне людей за сезон. Это понятно и хорошо. Но плохо, что многие из них оставляют после себя на лужайках среди вековой тайги, помнящей Черского и других первопроходцев, не только консервные банки, отвратительно грязные пластиковые мешочки и разный другой мусор современной цивилизации, вроде битых бутылок. Даже внутри пещеры-храма древности видны глубоко врезанные, широко размалеванные памятные надписи, росписи вандалов XX века.

Есть и другие следы деятельности недавних посетителей уникальной пещеры, от которых цивилизованного человека охватывает ужас и негодование. Зимой, перед самым нашим приездом, пользуясь двумя выходными и праздничными днями, отпуском, появились на Уде некие «геологи» из Братска и Иркутска. После них остались на полу, пещеры груды, именно груды варварски расщепленных геологическими молотками не только сталактитов (они уже давно расхищены «любителями природы»), но и кусков сталагмитовой корки со стен, даже с потолка пещеры. Оказывается, из них научились делать разные «сувениры», вплоть до пепельниц и прочего ширпотреба.

И хотя ослепительно сверкал снег, безоблачно сияло солнце, все еще, можно сказать, по-бетховенски мажорно звучала симфония тайги, стало сразу как-то темно и тоскливо на душе. Сжалось сердце тревогой за завтрашний день, за тех, кто придет сюда, на затоптанный луг с пахучим багульником. Ведь сколько зла принесли уже нам эти «дикие» и даже в какой-то мере охваченные туристскими мероприятиями «любители» девственной природы, тем более браконьеры, охотники и за беззащитным зверьем, и за сталактитами.

Как хорошо, быть может, что до наших петроглифов не столь уж легко добраться, что их нелегко обнаружить в хаосе скал. Но что стоит какому-нибудь случайному прохожему «увековечить» свое имя глубокой выбитой надписью даже не рядом, а поперек чудесного лося каменного века? Такое мы много раз видели на самых знаменитых писаницах Сибири. Видели, но бессильны схватить дикаря XX века за руку…

На протяжении сотен тысячелетий на экране сибирской истории шли события каменного века, как мы видели, далеко не простые. Появлялись и исчезали культуры, тоже далеко не примитивные. Чем дальше двигалось время, быстрее, стремительнее мчалось оно вперед, тем сильнее, разумеется, нарастало новое в жизни и культуре, еще более они усложнялись.