— Что у вас? — спросил господин Антон. Он, заложив руки за спину, ходил по комнате, бледный и злой. Гость полулежал на диване, задрав на край стола ноги в модных грубых ботинках.

— Франц только что принял радиограмму, — ответила Агата. — Вот она.

— Радиограмму? — моментально вскакивая с места, переспросил гость. — Интересно! Дайте. — Он вырвал из рук Агаты бумажку, попытался прочесть, что там написано, но, увидев цифры, отдал листок господину Антону:

— Не понимаю. Переведите.

Господин Антон взял листок с некоторой настороженностью. Он каждую минуту ждал очередной неприятности. И очередная неприятность могла таиться даже в этом безобидном на вид листке. Поэтому, вынув самопишущую ручку, хозяин Агаты без особого рвения принялся расшифровывать текст. Агата заметила, что господин Антон время от времени поворачивает надетое на безымянный палец левой руки массивное золотое кольцо и сличает знаки, очевидно имевшиеся на этом кольце, со знаками на принесенном листке бумаги. Господин Антон тоже заметил, что девушка искоса наблюдает за ним.

— Спасибо, Агата, — сказал он. — Теперь вы можете идти к себе.

Агата подчинилась и вышла, плотно закрыв застекленную дверь гостиной. Поднялась по лестнице на две ступеньки и застыла, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Загадочное кольцо, на которое Агата раньше не обращала внимания, теперь заинтересовало ее.

На том же листке, ниже цифр, хозяин писал текст. С каждой строкой, с каждой фразой на лице его все больше проступало довольство собой. Видимо, он опять выигрывал.

Наконец, расшифровав все, хозяин небрежно протянул листок гостю. Тот прочитал написанное вслух, и Агата услышала:

— «Барсук» струсил, и я его убрал. Связи нет. Перехожу на легальное положение. Жду нового связного каждую среду, пятницу, субботу у пивного ларька возле порта. Пароль: «Дайте рубль опохмелиться». Отзыв: «Больше полтинника не дам». Способ перехода границы мой. «Жук»… Что это означает?

— Это означает, что вы не зря тратите деньги на мой зверинец, мистер Джонсон, — холодно ответил владелец виллы. Он опять стал хозяином положения. — Сведения с моего участка вам будут представлены… Посылка нового человека стоит сорок тысяч крон! Вы сейчас дадите мне чек на пятьдесят тысяч. Десять я разделю между радистом и фрекен Агатой, которая принесла нам это радостное известие!..

— Позвольте! — еще раз пробежав взглядом радиограмму, пытался протестовать тот, кого назвали мистером Джонсоном. — Я не вижу здесь ничего особенно радостного… Объясните, в чем дело?

— Дело в том, — по-прежнему холодно и спокойно пояснил господин Антон, — что этот корреспондент молчал в течение трех месяцев и я уже считал его погибшим… Мне показалось, что вы торопитесь в город? Не забудьте оставить чек!

Гость, продолжая недовольно бурчать, вытащил чековую книжку. Агата помчалась наверх, к Францу.

— Я ничего не могу понять, — быстро заговорила она, довольная тем, что хозяин получил приятное известие (как-никак он ведь был ее хозяином!). — Какого-то «Барсука» убрали… Кого-то ждут…

— Меня уж они во всяком случае не дождутся, — хмуро проронил Франц. — Агата, вы, кажется, собирались идти к морю? Идемте вместе!

— Нет, теперь уже темно и холодно, — сказала Агата.

— Я захвачу ваш теплый халат, — настаивал Франц. — А в темноте мы увидим морские огни, много пароходных огней…

На берегу моря и в самом деле было хорошо. Дышалось легко, полной грудью.

— Помните, Франц, — усаживаясь на траву и закутываясь в халат, тихо проговорила девушка, — вы однажды сказали, что ветерок, который родится у наших скал, несет людям несчастье. Почему же тогда мне так хорошо, почему мне так приятно ощущать его ласку, почему он нам не приносит никакого несчастья?

— Насчет нас еще ничего нельзя сказать, — глухо пробормотал Франц. — Еще может повернуться по-всякому…

Он стоял, вглядываясь в далекие огни. Агата сидела у его ног.

— Вы меня пугаете, — с тревогой сказала она. — Что господин Антон может сделать с нами? И зачем ему это?

— Вы догадываетесь, чем занимается шеф? — спросил Франц.

— Догадываюсь… По-моему, он старается причинять какие-то пакости России… Меня, признаться, это не особенно волнует… Я ничего не понимаю в политике.

— Вот как! — воскликнул Франц. — А то, что он занимается этим на вашей земле, в стране, которая находится в добрососедских отношениях с Советами?

— Говорю вам, что я ничего не понимаю в политике! Возможно, что если бы об этом пронюхала наша полиция… Но ведь мы заявлять не пойдем? Ни вы, ни я?