Николас вдохнул и выдохнул.

– Этот другой агент, – сказал он, – для Манты значительно ценнее Стерляди. Если ради него дважды рисковали кораблями… пилотами… значит, это не наш предатель, это природный мантиец, интервент.

– Угу, – сказал Доктор как филин.

Николас сел за стол и взялся за голову.

– Его могли внедрить только до Революции, – продолжал он, – потому что с началом изоляции закрылись все гражданские космопорты, а нелегальных рейсов не было.

– Не зафиксировали, – поправил Доктор, – но ты продолжай, продолжай.

Николас в отчаянии поднял глаза.

– По данным Улли, сейчас на Циа нет мантийской интервенции! Даже Стерлядь закуклился. Одна дурная самодеятельность осталась, вроде того школьного директора…

Зондер ухмыльнулся и положил ногу на ногу.

– Во дела! – вскричал он и состроил клоунскую рожу. – Интервент есть, а интервенции нет! – потом смягчился и сказал: – Не дёргайся. Если я этого не заметил, ты тем более заметить не мог. Кроме того… А, вот ты сам уже догадался, по глазам вижу. Ну, говори.

– Он не работает, – сказал Николас тихо. – Интервент. И не выходит на связь. Манта ждала-ждала, а теперь пытается выяснить, в чём дело. Видимо, какое-то время молчать для агента нормально. Но не пять лет… десять… Чёрт, сколько он у нас сидит!? Да может, его убили уже. Случайная пуля во время Гражданской.

– Случайной пулей мантийца не убьёшь, – сказал Доктор, – даже в сердце. К тому же это профессионал, он не метнётся под пулю. Так что сидит. Но не работает. И молчит. Мы думаем эту мысль, Ник. Ты подумай о том, что нужно от нас Неккену. Ты там ближе, тебе видней. Заметь, Йеллен принимает тебя как дорогого гостя, не заставляет ждать. А ты понимаешь, что такое исполнительный директор Неккена. На переговорах он может нести тебе любую пакость, но значимо то, что ради этой пакости он отменил кучу других переговоров.

– Да, – отстранённо кивнул Николас, – да…

Он сидел, прижав ладонь к лицу. Виски ныли.

– Что? – сказал Доктор. – Не молчи, говори сразу. Мне нравится следить за полётом твоей мысли.

– Макс, чёрт вас побери… – процедил Николас сквозь зубы. – Я со всем моим Управлением пять лет смотрел мимо. Чёртов мантиец этого и добивался. Стерлядь – фигура прикрытия… Макс, уберите его. Его и Дину Келли, она предала. Досье на остальных у товарища Киа.

– Ник, я всё это знаю. Никого из них мы пока трогать не будем. Решим этот вопрос, когда найдём настоящего интервента. Не о том думаешь.

– Интервент… – пробормотал Николас и оскалился. – Верите, Макс, нашёл бы эту тварь – лично бы привёл приговор в исполнение…

– Ник, к делу.

– Макс, если Манта начнёт операцию по спасению своего агента – что с нами будет?

– Оп-па, – только и сказал Доктор.

Он встал и начал расхаживать туда-сюда – там, в безмерной дали, в семнадцатой сфере мира. На миг он исчез из поля съемки и ругнулся, когда камера сообщила ему об этом. Камера замолчала, а он всё продолжал ругаться, тихо и зло. Коротко, словно судорожно, он размахивал руками, лицо его искажалось… Николас подумал, что такой вариант Доктору в голову не приходил, а ведь это очевидно: если агент не работает, значит, с ним что-то случилось. Что происходило на тех планетах, где интервенцию прерывали силовыми методами? Он не помнил и поставил мысленную галочку: узнать.

Время шло, утекал в никуда драгоценный мерцательный трафик.

– Что думает товарищ Легерт? – спросил наконец Николас.

– Товарищ Легерт, – повторил Доктор и в последний раз махнул рукой. – Товарищ Легерт полон оптимизма. Страшно рад, что станция осталась цела. Он её любит как родную. Он в этом гробу железном восемь лет безвылазно просидел.

Начупр внешней безопасности Арни Легерт до Революции служил в войсках связи и был, собственно, начальником той станции. По слухам, именно там он приобрёл своё неистощимое добродушие. Человека, восемь лет просидевшего на орбите газового гиганта в рассыпающемся железном гробу, трудно чем-либо удручить.

– Арни, – продолжал бормотать Доктор, – Арни полковник. Конечно, он хороший полковник, но он считает, что пока нам на голову не падают астероиды, ничего страшного не происходит. Я бы на его месте тоже так считал.

И он обернулся к Николасу.

Тон его голоса переменился внезапно и резко: перед начупром Реннардом стоял прежний Макс Зондер, образец уверенности и самообладания.

– Действия Манты, – сказал он, – будут напрямую зависеть от действий Неккена. Если Неккен всерьёз заявит на нас свои права, Манта не решится применять силу. Войска Союза будут у Циа меньше, чем через неделю. Но мне такой вариант не нравится, потому что войска Союза – это, чёрт их побери, войска. Так что в наших интересах найти интервента, и как можно раньше. Поднимем статистику по иммигрантам…

– Не стоит. У него наверняка легенда местного. Только запутаетесь.

– Да, точно, – сказал Доктор. – Умный ты человек, Ник, душа радуется.

– Кстати, имеет смысл всё же взять Стерлядь. Конечно, фигура прикрытия знает очень мало, его и вербовали для того, чтобы сдать. Но кое-что знать он может. А по поводу целей Неккена…

Доктор насторожился.

– Если это связано с интервенцией… – медленно сказал Николас. – Неккену нужен либо весь Циа… Возможно, нам предложат место в составе Союза Двенадцати Тысяч… Мы не проходим ценз по валовому продукту, но масса миров – должников Неккена его фактически не проходит… С другой стороны, я не понимаю, зачем Неккену Циа… Таких, как мы, тысячи… Либо Неккену нужен тот мантиец, который сидит у нас и не выходит на связь.