Но теперь, когда выяснилось, что Кости жив, я могла вернуться на базу. Вот только я этого не хотела. Я не собиралась отодвигать Кости на второй план, потому что его жизнь значила для меня не меньше, чем гибель. Что бы вы сделали, если бы получили второй шанс… или, как в моем случае, третий или четвертый? Вы бы ни за что его не упустили!

— Все меняется, — сказала я вслух.

Возможно, Кости все понял по моему голосу, а может из обрывков мыслей, проносившихся в моей голове. Но он широко раскрыл глаза еще до того, как я объявила свое решение вслух:

— Я бросаю работу!

Заступ многозначительно взглянул на часы, потом на стоявшие на столе тарелки.

— Твой завтрак остыл.

Я тоже посмотрела на часы. Мы должны были спуститься еще час назад, но… Есть вещи поважнее еды.

Я определила свою тарелку и села за стол. Сыр бри застыл внутри рогаликов, яйца подсохли, а перцы в жюльене утратили естественный цвет. Родни, решив, что остывший кофе не годен к употреблению, взялся за кофейник.

Я улыбнулась ему:

— Не беспокойся, он комнатной температуры, как мне нравится.

Я с неожиданным аппетитом принялась за еду, а Кости и Заступ вышли поискать жидкой пищи. За дверью, как я услышала, к ним присоединилась Аннет. Поскольку в соседней комнате находился Менчерес, я тоже не осталась без присмотра. Кроме того, я могла, поспорить, что Родни тоже не был предателем. Как, впрочем, и другой вампир, проскользнувший в столовую.

Влад, не обращая внимания на недружелюбные взгляды Родни, уселся рядом со мной.

— Когда на твое лицо вернулись краски, ты тоже стала выглядеть воскресшей, как Кости, — заметил Влад.

Я откинулась на спинку стула и отхлебнула кофе. Он с саркастической усмешкой заглянул в мою чашку:

— А, горячий кофеин. После еще одной бессонной ночи он тебе необходим.

Я почувствовала, как к щекам приливает кровь. Влад усмехнулся, сосредоточенно разглядывая свои ногти.

— Кэт, тут нечему удивляться. Звукоизоляция не препятствует телепатии, как и толщина стен. Я сам едва мог уснуть от всех этих криков, раздающихся в моей голове.

О господи, этого я не ожидала. Наверное, так себя чувствуешь, когда кто-то прослушивает запись, сделанную в спальне любовников.

— Вряд ли ты получишь приглашение остановиться в нашем доме, — выдавила я, почти не отрывая губ от чашки с кофе. — Надо же, а ты чуть было не понравился мне. Теперь это в прошлом!

Влад опять усмехнулся, по-волчьи хищно и в то же время очаровательно:

— Я уже оплакал надежду превратить нашу дружбу в нечто большее. Я не такой глупец, как тот парень. Ты никогда не бросишь Кости. Твой приятель должен это понять и устраивать свою собственную жизнь.

Я вздрогнула. Последняя фраза доказывала, что Влад тоже не считал Тэйта предателем. Если бы он поверил в его вину, должен был знать, что Тэйту незачем беспокоиться о будущем.

— Я перед тобой в долгу.

Выражение лица Влада сменилось на серьезное с той же быстротой, с которой изменилась тема разговора.

— В обычной ситуации так оно и было бы. Но в нашем случае я только вернул долг и не возьму с тебя никакой платы.

— Продолжай, Влад, нерешительность и великодушие не относятся к основным чертам твоего характера.

— Это верно, — улыбнулся он. — Ты когда-то говорила, что читала обо мне исторические справки? Значит, ты должна знать, что я был женат. Однажды в бою, неподалеку от моего дома, меня ранили в голову. Для человека удар был смертельным, но я уже несколько недель как стал вампиром. На рассвете я уснул, как и все новые вампиры, и даже не вытер со лба кровь. Мои люди решили, что я убит. Один из них побежал в замок, чтобы известить о гибели мою жену. Тебе известно, что произошло дальше.

Да, я читала об этом: не желая доставаться врагам, она прыгнула с крыши замка и разбилась насмерть.

Почти шесть столетий спустя Влад вмешался и не позволил мне сделать то же самое.

Его изуродованная рубцами рука накрыла мои пальцы.

— Моя жена стояла на крыше одна, когда я должен был быть рядом. Я не сказал ей, каким стал. Мои новые способности во время спасения людей и так ее напугали. Я опасался, что известие о моей нечеловеческой сущности отдалит нас друг от друга. Собирался ей обо всем рассказать, но в более подходящее время. Как оказалось, времени нам не дали. После ее смерти я совершил много такого, что могло ее огорчить, но в ту ночь… Я почувствовал, что она мне улыбнулась, хотя не ощущал ее одобрения уже много-много лет.