– Hу... – угрюмо подтвердил тот. – Двадцать все отсюда.

Варвара глянула на Тимофея испуганно.

– Так это вам через хребтик легче, – подал голос пожилой. – Вон, – он показал рукой куда-то в сторону.

Тимофей посмотрел по направлению руки, но ровно ничего не различил в кромешном неистовстве.

– Что ж за дела там у вас такие? – осторожно поинтересовался пожилой.

– Чудаки там живут такие... Вот к ним нам надо.

– Чудаки-то? – улыбнулся пожилой. – Чудаков-то слышали.

– Карта есть, – заметил Тимофей.

– О! Дай-ка глянем! – с интересом воскликнул пожилой.

Из непромокаемого планшета Тимофей извлек карту и разложил ее на колене. Пожилой придвинулся и, уперев ладони в колени, заглядывал ему через плечо. Смотрел он долго и все молчал, посапывая и то вытягивая, то поджимая указательный палец, пожелтевший от табака.

– Э-эх, – выдохнул в конце концов он. – Что вам эта карта? Тут проще тебе скажу: через хребет вам надо, в Болох если. Речку перейдете и все время вверх, вверх пошел. Тут не заблудишь. Водораздел нашел, на речку встал и пошел. Дорога тоже будет. Как раз выйдешь.

Тимофей вопросительно посмотрел на Варвару.

– Hу тогда не знаю, как вам быть, ребята, – неуверенно произнес пожилой, перехвативший этот взгляд.

– Ладно, пойдем, – бодро сказала Варвара. – Все-таки я внучка адмирала. – После чая, у огня она повеселела.

Собака, туго свернувшись, изредка вострила уши, сортируя звуки, которые приносил ветер. Шум его сильно заглушал льющуюся рядом речку. Что-то древнее, извечное было в этой картине. Огонь давно уже превратил обрубок ствола в один гигантский раскаленный уголь, и все его ячейки жарко переливались. Это жаркое мерцание гипнотизировало, усыпляло. Hаверное, так и должно было быть, и будет всегда, пока люди живут на земле. Тимофей смотрел на собаку: багряные отблески плясали у нее в зрачках.

Пожилой вдруг поднялся на ноги.

– Hу, ребята, счастливо оставаться, – проговорил он со значением и поправил ремень карабина. – Это все вам оставляем.

Только сейчас Тимофей заметил «УАЗ», стоявший в отдалении у кустов и совершенно сливавшийся с их непроницаемой массой. Молодой уже был в кабине. Два рубиновых огонька зажглись и отблесками растянулись на мокром железе кузова. Заработал мотор, и его тарахтенье, едва возникнув, тут же потонуло, как и звуки речных перекатов, в яростном шуме.

Собака, нагнув голову, прыгнула через борт внутрь машины. Пожилой подтянул тент.

– Речку перешел и пошел вверх! – крикнул он уже от машины и резко махнул рукой.

И Тимофей, и Варвара проводили «УАЗ» с некоторой тоской. Когда темнота поглотила его безвозвратно, они опять обратились к костру. Обрубок еще горел, исходил жаром. Порывы ветра сбивали лепестки огня, тут и там появлявшиеся на его тлеющих боках. Одна эта глыба имела какой-то цвет в обозримом пространстве. Казалось, они затеряны в хаосе, они одни хранят теперь свет и тепло, и свет хранит их. Придвинувшись к дереву, насколько позволял жар, они молча следили за ужимками углей. Угли по очереди одевались пеплом, обводили себя черной каймой.

Чудилось, кто-то продирается сквозь заросли, а то вздыхает нехорошо. Все вокруг стонало, скрипело, ломалось, охало, ахало, скрежетало. И особенно одиноко становилось, когда ветер угрюмыми порывами брел где-то в страшной высоте, в неподатливых верхушках буков, покрывая все прочие звуки безразличным гулом.

И Тимофею чудилось, что стихия эта вслед за Богом Отцом грозно говорила: «Hе знаю вас. У меня еще есть дети, кроме вас. И мне все равно, кого любить больше: я одинаково возлюбила и цветок, который вы попираете своими башмаками, и щепку, несомую потоком, и сам поток, который питаю и заставляю скудеть своим промыслом».

Кое-как они устроились по обе стороны обрубка. Мало-помалу он прогорал до самой сердцевины, слабо потрескивал, шипел, пеной выдавливая влагу, и выстреливал снопики искр.

– Hу как ты? – спросил Тимофей.

– Капает, – жалобно отозвалась Варвара.

Отвечать на это было нечего.

Утром от бури не оставалось следа, если не брать в расчет накрошенных, наломанных, нападавших и устилавших поляну веток, покрытых пучками распустившихся молодых листочков. Светило солнце, скользило по речке, приветливо выглядывали из своих бархатных зеленых воротничков беленькие цветки примул.

Речку, разувшись, перешли вброд, упираясь палками в ухабистое дно. Варвара постанывала, но самозабвенно карабкалась по склону за Тимофеем. На спуске почти сразу напали на две лесовозные колеи, которые и вывели к хорошо езженной дороге, украшенной совсем свежими следами протектора.

В кустах на обочине раздался треск, и на дорогу вывалился целый выводок довольно тощих свиней.

– Самое отрадное зрелище для усталого путешественника, – вполне серьезно заметил Тимофей, указывая на свиней.