— Скажите, — с трудом ворвался я в его монолог, — почему вы пришли к нам только сейчас? Если вы живете так близко от Гончарной, вы не могли не знать о случившемся.

— Я уже объяснял Галине Васильевне, охотно поясню и вам. По стечению обстоятельств я узнал о происшествии лишь сегодня и сразу после работы поспешил в прокуратуру. Дело в том, что в воскресенье рано утром я уехал на дачу — у моего отца дача за городом, а оттуда, не заезжая домой, отправился, как я уже говорил, в командировку. Вернулся я только сегодня, и если могу быть чем-нибудь полезен, спрашивайте, я охотно расскажу все, что знаю.

— Когда вы шли по Гончарной, вам кто-нибудь встретился?

— Я шел по правой стороне, а на левой, метрах в сорока от машины, стояла группа молодежи. Их было трое.

— Трое? Вы точно помните?

Сушко подмигнула мне озорно и лукаво: «А что я говорила? Был третий, был!»

Эдуард Юрьевич даже обиделся слегка.

— Я отдаю себе отчет, где нахожусь, и заявляю с полной ответственностью — их было трое. Правда, один, тот, что повыше и поплечистей, стоял в тени дерева и почти с ним сливался. Второй — ниже ростом — был очень возбужден: кричал, размахивал руками, наскакивал на девушку с угрозами…

— Что именно кричал, не вспомните?

— Сейчас, сейчас, дайте сконцентрироваться… — Свидетель снял очки, тщательно протер их фланелевой тряпочкой, снова водрузил на нос. — Как-то очень театрально у него получалось… нечто вроде: «Предательница, всю душу ты мне истоптала!» Странная нынче молодежь — то шпарят сплошным жаргоном, то вдруг становятся на котурны, ударяются в ложный пафос… Да, этот субъект был очень взвинчен, очень…

— Вы, конечно, не сделали попытки вмешаться и прошли мимо?

— Да, инспектор, я прошел мимо, я даже ускорил шаг. И не надо этого иронического тона, хоть вам и кажется, что вы имеете на него право.

МНС снял очки, нежно подышал на стекла, полез в карман за тряпочкой. По-видимому, он ждал продолжения разговора, но я молчал. Не знаю, почувствовал ли он в моем молчании брезгливое презрение, но оно там было. В другое время я нашел бы что сказать этому интеллектуальному мещанину, однако затевать дискуссию сейчас… Нет, это было бы просто неуместно.

Затянувшуюся паузу прервала Сушко:

— Эдуард Юрьевич, вы хотели что-то добавить к своим показаниям?

Свидетель опять уставился на нее своими окулярами.

— Ничего существенного, Галина Васильевна, все, что вспомнил, я рассказал… Разве вот еще что… Когда я подходил к своему дому, они меня обогнали — тот, плечистый, и девушка. Он шел широким, размашистым шагом, девушка едва за ним успевала…

— Лица ее не рассмотрели? — спросил я без всякой задней мысли, но свидетелю мой вопрос не понравился.

— Я, инспектор, не имею такой привычки заглядывать в лицо незнакомым девушкам, это считается дурным тоном.

— И потом, ваш загляд мог не понравиться парню, с которым шла эта девушка, — добавил я невинно.

Он глянул на меня быстро и зло, из чего я мог заключить, что моя догадка недалека от истины.

Сушко поднялась, протянула руку.

— Спасибо за помощь, Эдуард Юрьевич, надеюсь, если понадобится, вы не откажетесь посетить нас еще раз…

Он схватил ее руку и держал, как мне показалось, целую вечность, а она не отнимала, и, видимо, его пожатие не было ей противным, хотя по всем признакам рука его должна быть холодной и скользкой. Мне он на прощание только кивнул — коротко и сухо, кажется, я ему тоже не приглянулся.

Когда дверь за МНСом закрылась, Сушко расхохоталась:

— Ух и злой вы, Агеев! У вас там все такие?

— Я самый свирепый!

Галина Васильевна бегло просмотрела протокол допроса свидетеля.

— Итак, как я и предполагала, третий был. Ксения Борисовна его не заметила, потому что он стоял в тени дерева, а у потерпевшего, насколько я поняла, вы спросить не догадались.

— Не успел, Галина Васильевна, так будет точнее.

— И не так болезненно для вашего самолюбия. Давайте прикинем, что дают для розыска новые сведения.

— Примет, кроме самых общих, свидетель не сообщил, а что причиной ссоры с девчонкой была ревность, мы знали и без него.

— Да, но мы не знали, что повод для ревности был таким жгучим и обнаженным. Одно дело — догадываться, подозревать в измене, и совсем другое — воочию убедиться, что тебе предпочли другого. Сильнейший удар по психике, стрессовое состояние… Теперь можно понять ту ярость, с которой преступник набрасывался на девчонку… Что же вы молчите, Дмитрий Дмитриевич, спорьте, если не согласны.