— Вот он, ваш гонщик, — неожиданно извещает Рихард. — Жмет на всю катушку!

Внезапно сзади снова слышится звук милицейской сирены. Видно, водитель ПМГ не смог снести оскорбления, нас догоняют.

Звук сирены заставил мотоциклиста оглянуться. По-видимому, он понял, в чем дело, выжал ручку газа до отказа и мгновенно скрылся из глаз.

— Давай, Рихард, жми! — подхлестывает Рябчун. — Уйдет ведь, бродяга!

Минут через десять проскакиваем небольшой сосновый лесок, въезжаем на деревянный мост.

— Стой, Рихард! Кажется, авария!..

Мы выскакиваем из машины и видим — с правой стороны моста перила сломаны. На воде, готовый вот-вот погрузиться, покачивается шлем мотоциклиста.

— Неужели утонул? — встревоженно спрашивает Рябчун.

Я вытираю испарину — ну и вечерок! Что это: несчастный случай или самоубийство? Скорее всего второе. Даже если мотоциклист упал в воду случайно, он вполне успел бы выбраться.

Из подъехавшей патрульной машины выходит майор Ершов, которого я неплохо знаю.

— Что, Дим Димыч, упустил преступника? Это тебя бог наказал — не будешь перегонять нашу «канарейку». — Подсвечивая фонариком, он внимательно рассматривает следы на мосту. — Так, говоришь, утонул беглец? Всякое бывает, Дим Димыч. Мы тут с тобой оплакиваем безвременно усопшего, а покойничек — вполне возможная вещь — сидит в соседнем лесочке и посмеивается в кулачок. Бойко, Круминь, Лысак! Возьмите фонари и прочешите вон те кусты! Далеко он уйти не мог…

Милиционеры двинулись в указанном направлении. Не прошло и получаса, как на мосту в сопровождении конвоя появился взъерошенный Фонарев.

— Нервишки у мальца не выдержали, — докладывает Лысак. — Сидел бы тихо, может, мы и прошли бы мимо. А он как вскочит, как побежит. Да где ему от Бойко оторваться, когда у того первый разряд.

— Не суйся в волки, коли хвост собачий, — бурчит Ершов.

Я подхожу к Фонареву. Он сейчас и впрямь похож на побитую собачонку.

— Что ж это вы, Роман Алексеевич? Мы еще вам никакого обвинения не предъявили, а вы уже в бега ударились? Или чувствуете за собой вину?

— Ничего я не чувствую! — огрызается Фонарев. — Просто выехал прогуляться…

— У вас прямо-таки необъяснимая страсть к ночным прогулкам. В субботу вас видели на Октябрьском мосту, сегодня вы здесь.

Фонарев молчит, глаза полыхают мрачной злобой. Подходит майор Ершов.

— Дим Димыч, ты заметил — он же насквозь сухой. Нарочно мотоцикл утопил, чтобы сбить нас со следа.

В тот же вечер мы произвели обыск в квартире Фонарева. Изъяли светлый плащ с замытыми пятнами, похожими на кровь, коричневую кожаную куртку. Искали нож, но его нигде не было. Рябчун повез добытые улики в НТО, а я остался опрашивать людей, которые близко знали Фонарева. Мои беседы с ними были вызваны отнюдь не праздным любопытством.

…Когда Роману стукнуло десять лет, он однажды учудил такое, о чем сердобольная дворничиха, которая все это мне рассказала, и теперь не может вспоминать без содрогания. Жил в подвале ничейный кот по кличке Тимоша. Ромка изобрел прямо-таки иезуитский номер: насадил на рыболовный крючок кусок колбасы и метнул его из окна вниз, подгадав момент, когда Тимоша отправился за пропитанием. Голодный кот мгновенно проглотил приманку — и страшный крик, полный ужаса и муки, разнесся по двору. Ромка смеялся и наматывал леску на катушку спиннинга, намереваясь вздернуть Тимошу в воздух. Выскочила дворничиха, оборвала леску и понесла плачущего детским голосом кота к ветеринару. Жестокая шутка даром не прошла — отчим пребольно отхлестал Ромку ремнем: «Зачем без спроса брал спиннинг?..»

Содержательным был разговор и с Лаурой. Она не особенно удивилась превращению Валетова дружка в сотрудника угрозыска и после недолгого колебания откровенно все рассказала.

Наутро в кабинете следователя Сушко состоялся первый допрос подозреваемого в тяжком преступлении Романа Фонарева. Я присутствую тут же. Галина Васильевна слушает внимательно, я бы даже сказал, сочувственно, ни словом, ни жестом не выказывая своего истинного отношения. Ей важно, чтобы Фонарев высказался полностью, а уж потом она сумеет отсеять зерна правды из вороха лживых уверток и обтекаемых полупризнаний.

— Расскажите, Фонарев, как вы провели тот день. Меня интересует, предшествовали преступлению какие-то чрезвычайные обстоятельства или оно было совершено случайно?

— Случайно, конечно, случайно! — ухватывается Фонарев за спасительную идею. — Я не хотел… так получилось… он вытащил меня из кустов… я был зол на весь мир… от меня только что ушла любимая девушка…

Роман достает пачку «Примы», умоляюще взглядывает на следователя. Галина Васильевна встает, открывает форточку.

— Курите, Фонарев.