Эльвире донесли об Элле. Две женщины крупно поговорили, и Эльвира сняла Эдику однокомнатную квартиру, рядом с ночным клубом. У квартиры появились женщины — поклонницы, его ожидающие в любое время суток. Об этом ей тоже донесли. Эльвира взяла Эдика к себе домой. Как-то она заметила, что одна дорогая дверь, вся превратилась в труху. Выяснила, оказывается, Эдик в дверь кидал нож. Это Эльвиру насторожило, она боялась ножей и запретила ему кидать ножи в доме.

Эдик кидал нож в дверь от ненависти к своему лицу, он его не любил, он скучал по Ивине, а Эльвира его одного никуда не выпускала. Чем больше у него становилось денег, тем злее он становился.

Эдик (Красс) хотел — свободы! Ради свободы он изменил внешность, но был опять на привязи. Для него тайга становилась несбыточным раем, он готов был поехать хоть куда лишь бы подальше от ночного клуба и женских глаз! Его всегда сопровождал крепкий мужик, однажды Эдик (Красс) не выдержал и стал у охранника просить, чтобы тот отпустил его в магазин. Мужик охранник сказал, что живым его не выпустит, и пошел к двери на свой пост. В спину охраннику полетел нож. (Эдик) Красс подошел к трупу, вынул нож, вытер его, взял документы, деньги и шел без сумки. Как обычно уходят мужчины.

Детектив Тихон понял, кто был в городе Клюкве. Опрос родственников ничего не дал, Красса давно никто не видел, о его сходстве с неким Эдиком, Ивина и Родька благоразумно промолчали.

Эдик (Красс) поехал на море к Элле, но не доехал, а пересел на другой поезд, до знакомого полустанка в тайге на Гранате. Он, рассчитывал выйти на заброшенном полустанке, где нет перрона для пассажиров, но за время его отсутствие, здесь все изменилось. Его нога из вагона ступила на новый перрон, вокруг разворачивалось строительство. От такого вида, Эдик захотел нырнуть назад в вагон, но поезд стоял минуту или две, и сразу стал набирать скорость. Он прямо, скажем, растерялся и немного обрадовался: если строительство на начальной стадии, значит, люди здесь нужны.

К своему удивлению, в отделе кадров строительства сидела дочь лесника. Она Красса не узнала, да и имя у него было иное, а не то, которое она кричала с Родионом, когда его искали. Нужны были бульдозеристы, разравнивать площадку под новый промышленный поселок. Люди говорили, что рядом нашли залежи какой-то редкой руды. Эдик сказал, что права на вождение машины у него имеются, но он ехал в лес, в отпуск, и с собой их не взял. Ему назначили испытательный срок, и на следующий день он вышел на работу. Девчата в косынках, завязанных на шее, приметили Эдика (Красса), над ним посмеивались, ему строили глазки. А он пытался освоить рычаги бульдозера с помощью одной такой девушки, помня, что последнее его вождение на автомобиле было неудачным.

С бульдозером у него получилось лучше, или ему очень хотелось его освоить. Убитого охранника он пытался не вспоминать, о себе никому и ничего не говорил. Здесь все его звали Эдиком. Однажды он взял свой дорогой, складной нож и забросил его в одну из самых глубоких на стройке ям. Таких ножей в местном сельпо не продавали. Ножами он старался не пользоваться. По новому паспорту он был не женат, что сразу отметила дочь лесника, он ее притягивал, как магнит. Девчата заметили страсть начальника отдела кадров и дорогу ей не переходили. Эдик работал старательно, насколько вообще мог это делать. Они стали встречаться. Дочь лесника звали Флора. Его утонченное лицо загрубело от ветра, солнца, дождя, приобрело бронзовый оттенок, теперь бы его в ночной клуб не взяли. Волосы отрасли, он их завязывал резинкой в хвостик, их неухоженный вид его вполне устраивал. Он начинал свою вторую, двойную жизнь. Ходил в простых куртках, телогрейках, в таких же ватных штанах, в кирзовых сапогах. На голове у него была старая кепка, потом шапка из затертого кролика. В одном из первых домиков он поселился с Флорой. Они расписались, он взял ее фамилию. Теперь он сам не помнил, кем раньше был.

Простая задача: как скрестить новую мебель со старой корзиной, — была Ивине по силам, это она четко осознавала. Дерево к дереву, и чтобы лучилось! Сердце ее в это время было абсолютно свободным, деньги ей были нужны, и вечерами она сидела с сыном и прорисовывала вензеля с вплетенными в них прутиками из корзинки. Корзинку расплели, предварительно замочив, чтобы она не ломалась. Старые веточки напоминали по внешнему виду копченый сыр.

К Ивине на огонек стал заходить Родька, то ли его тянула корзинка, то ли она сама, но он играл с малышом и уходить домой не собирался. Раиса стала забываться, а вот Ивина заполонила все его существо. Или это корзина их связывала? Кто знает.

Ивина иногда шутила:

— Красса не боишься?

— Эдика, который? Не знаю, если честно, но мне с тобой уютно.

— Как у Алексашки работается? Не обижает?

— А чего нам с ним делить? У нас разные обязанности, я свои выполняю.

— Давай назовем новый комплект мистической мебели "копченый сыр".

— Ивина, ты лучше ничего не придумала?

— А чем плохо? Предложим его директору мясо — молочного комбината, где этот чудесный сыр выпускают.

— Ты этот сыр любишь? Он дорогой!

— Так он сухой. Возникает иллюзия, что его ешь, ешь, челюсти устанут, а ты при этом не поправляешься.

— Если так, а по мне лучше бутерброд. Сообрази чай с лимоном и бутерброд с обычным сыром и маслом, я это все купил, в холодильнике лежит.

— Раз лежит — сделаем, мне недолго.

Интересные у них складывались отношения: без страсти, без видимых взглядов. Так, теплые отношения, тихие слова, никаких совместных планов на будущее, у обоих были однокомнатные квартиры, и не было родственников в этом городе. Работа у Алексашки на фирме благоприятно отразилась на внешнем облике Родиона, он стал уверенней в себе, стал лучше одеваться, лучше стричься. Они не кидались друг другу на шею, не было поцелуев, но все чаще вечера Родька и Ивина проводили вместе, втроем гуляли по выходным в парке. Возникало ощущение, что они начинают жить с чистого листа. Этого не могла не заметить Инесса Евгеньевна, но и она не возражала против дополнительной опеки ее внука, Евгения.