Роммель взял давно откладываемый отпуск по болезни и 9 марта улетел в Европу, надеясь убедить Гитлера и Муссолини эвакуировать войска из Африки, пока на это еще есть время. «У Муссолини, — писал Роммель, — похоже, отсутствует какое-либо чувство реальности», а Гитлер, глухой к доводам Роммеля, заключил, что фельдмаршал «стал пессимистом», и запретил ему возвращаться в Африку.

Исход боевых действий в Африке больше не вызывал сомнений. Господствуя на море и постепенно завоевывая господство в воздухе, имея в своем распоряжении гораздо больше сил, чем у противника, союзники неминуемо должны были одержать победу. Единственная возможность спасти приблизительно 180 тысяч немцев и итальянцев, находящихся в Тунисе, состояла в том, чтобы бросить всю военную технику и начать срочную эвакуацию людей морем и по воздуху. Но на это Гитлер не согласился.

Так же как и во время Сталинградской битвы, фюрер приказал своим войскам в Африке выстоять — либо погибнуть. Муссолини, оглушенный обрушившимися на него невзгодами, не имел собственного мнения и просто одобрял все, что изрекал Гитлер.

У генерала Александера была возможность выбирать. Он мог вбить клин между силами Арнима на севере в районе Туниса и Бизерты и 1-й итальянской армией генерала Джованни Мессе (это было новым названием старой танковой армии Роммеля «Африка») на линии Марет, а затем окружить и уничтожить две эти группировки.

Кроме того, он мог постепенно оттеснять обе итало-германские группировки, расположенные на постоянно сокращавшемся плацдарме, до тех пор, пока они не потеряли бы свои аэродромы. Тогда войска стран Оси были бы вынуждены капитулировать.

Александер выбрал второй план, реализация которого требовала продвижения 8-й армии Монтгомери на север вдоль побережья — с тем чтобы англичане загнали силы стран Оси в тунисско-бизертский «котел», а войска союзников в Тунисе при этом оказывали постоянное давление на оборонительные линии противника, ускоряя его отступление.

Первый вариант был лучше во всех отношениях, и Александер понимал это. Монтгомери тащился вперед страшно медленно и запросто мог затянуть тунисскую кампанию до поздней весны. Но Александер отверг первый план, потому что в таком случае пришлось бы задействовать американский 2-й корпус, а у британского военачальника, как писал генерал Омар Брэдли, «полностью отсутствовала вера в американских солдат». Сказался результат поражения при Кассерине. Вместо активного участия в боевых действиях 2-й корпус должен был «демонстрировать» и «создавать шум», предпринимая ограниченное количество ложных атак с востока.

Но Эйзенхауэр сместил Фреденалла, назначив вместо него генерала совершенно иного сорта, Джорджа С. Паттона-младшего. Это был чрезвычайно агрессивный командующий, которого раздражали указания Александера, особенно когда Эйзенхауэр увеличил численность 2-го корпуса до четырех дивизий и 88 тысяч человек, что в четыре раза превышало численность солдат и офицеров, которых могло выставить против него командование Оси.

Паттон прибыл в штаб 2-го корпуса 7 марта 1943 года во главе длинной процессии, состоявшей из разведывательных бронемашин, которые пронзительно сигналили, а на командирской машине были прикреплены два металлических флага с громадными белыми звездами генерал-майора на красном поле.

Сам Паттон ехал в машине стоя.

Паттон незамедлительно начал «лечение» «болезней», присущих 2-му корпусу. Он приказал, чтобы каждый боец носил галстук, даже во время боя, и все, включая санитарок, ухаживающих за ранеными в госпиталях в тылу, имели при себе тяжелую металлическую каску.

Паттон унаследовал в Калифорнии огромное состояние и женился на богатой невесте из Бостона, но никогда не сомневался, что судьбой ему уготовано стать великим воином. Его дед, уроженец Виргинии, командовал полком конфедератов и умер от ран. В 1909 году Паттон окончил Вест-Пойнт, в 1918 году был награжден Крестом за боевые заслуги в боях во Франции и проявил себя многообещающим командующим танковой армией во время маневров в 1940 году.

Паттон страдал дислексией, он с трудом читал и писал и постоянно испытывал мучительное чувство незащищенности. Для того чтобы скрыть свою ущербность, а также врожденную застенчивость и высокий скрипучий голос, Паттон выработал манеру держаться на публике напыщенно и с бравадой. Из-за этого он стал стремиться к публичности, но оказался очень тяжелым человеком для своих солдат. Эйзенхауэр сделал вывод, что Паттон — строптивый военный, который верит в умение произвести эффект, говорит слишком много и не всегда является хорошим примером для подчиненных. Но в то же время Эйзенхауэр думал, что из Паттона может получиться превосходный полевой командир.

Монтгомери все затягивал со своими неторопливыми, преувеличенно скрупулезными приготовлениями к атаке на линии Марет, запланированной на 20 марта, через две недели после сражения при Меденине. Предполагалось, что атака 2-го корпуса начнется тремя днями раньше, но это должен был быть лишь отвлекающий удар, направленный на втягивание в бой резервов противника, что позволило бы союзникам захватить аэродром в Телепте. Это имело важное значение для обеспечения продвижения Монтгомери, а также для устройства передовой базы снабжения в Гафсе.