Внутри дупла, недалеко от кромки, Авка нащупал выступ. Надел на него тесемочную петлю фонарика. Огонь высветил вогнутые, обросшие чем-то стены "трубы" и уходящие вниз железные скобы.

– Гуська, я вижу ступеньки! Значит, здесь уже кто-то бывал! Ничего страшного!.. Ну, всё! Я пошел! – Он перебрался ногами через край, нащупал ногой верхнюю скобу. – А ты, Гусенок, давай домой! Скажешь там как договорились! Ну, ты помнишь! Да?

– Я помню!

– Тогда иди! Возьми еще мою палку и лупи мохнаток с двух сторон, если полезут!

– Ага… буду лупить…

– Ну, иди!

– Сперва ты! Я погляжу, как ты спустишься, и пойду!

– Только сразу же!

– Ладно!

– Честно?

– Бзяка буду!

Авка нащупал ногой еще одну скобу. Край дупла оказался на уровне глаз. А фонарь висел у щеки. Авка хотел перехватить скобу, промахнулся, зацепил фонарь пальцами. Он сорвался и полетел в черноту.

Мамочка! Что же теперь? Авка перепуганно глянул вниз. Желтая звездочка мерцала на страшной глубине. Но все же не погасла. Где она там? Вдруг уже на спине одного из китов? А вдруг керосин разольется, вспыхнет и обожжет беднягу? И тот дернется, махнет хвостом! Тогда что? Всеобщая катастрофа?

Стать виновником такой беды Авка не мог! Он стал суетливо перебирать руками и ногами, нащупывал все новые скобы. Все ниже, ниже. И опять Авка глянул в глубину. Огонька не было! Видимо, фонарик потух. Авка понял это и со страхом и с облегчением. Всеобщей катастрофы не будет. Но что будет с ним, с Августом Головкой?

Подняться обратно?

Отверстие дупла еле светилось на большущей высоте.

Авка замер, вцепившись в скобу. Подышал. Подумал. В конце концов, эти гнутые ступени куда-то же ведут. К какому-то дну. А там, на дне, он зажжет спички, отыщет фонарик… А двигаться вниз легче, чем вверх. Только железо скоб режет босые ступни. А башмаки болтаются на груди и мешают. Но обуваться в висячем положении ох как рискованно: загремишь за фонарем. Авка дернул узел связанных шнурков, и башмаки усвистали вниз. Этим он отрезал себе путь назад. Если не найдет обувь и вернется домой босиком, папа с мамой устроят ему "летние каникулы"…

Авка стал спускаться дальше. Будто в закопченную фабричную трубу. И спускался долго. Сперва еще был виден вверху слабый свет. Но в конце концов последние отблески растаяли во мгле.

Пахло гнилым деревом и влажной землей. Так же, как в пещере, которую Авка и Гуська осенью вырыли на краю Огуречного оврага, в корнях упавшего ясеня. Но из той пещеры можно было выбраться в один миг, а отсюда – как? И куда?

Саднило ладони, руки-плечи гудели. Ступни резало уже нестерпимо. Чтобы отдохнуть от этой рези, Авка повисал иногда на руках.

Ему казалось, что спускается он целый час. Или целый день. Или год… Конечно, много раз Авка думал, что никогда он не доберется до дна. И что пора двинуться наверх, пока в руках и ногах есть еще хоть капелька силы.

Скорее всего, никаких Храбрилл, Мудрилл и Хорошилл нет на свете и про Всемирную Черепаху Мукка-Вукка все сочинила. А солнце, облака и много-много всего хорошего – есть! И очень хотелось в светлый мир, где мама, папа, друзья-приятели, ясные летние дни. Где ждет Авку верный Гуська….

Но другой Авка, дышал рядом с этим, который боялся, и опять проявлял двойственность человеческой натуры:

"А как же Звенка?" – спрашивал он.

"Ну и что – Звенка? Ну и пусть… ик…"

"Если полезешь обратно, это будет гугнига".

"Сам ты гугнига! Ик… Любой на моем месте испугался бы!.. И все равно никто не узнает".

"А ты сам? Разве ты никто?"

"Я… ой!"

Ой – потому что стонущая от рези ступня не нащупала очередную скобу.

В первый миг это было даже приятно: вместо безжалостного железа прохладная пустота. Но тут же растекся по Авке испуг – от затылка до пяток. Что дальше-то?

Может, просто не хватает одной скобы?

Авка потянулся ногой глубже, глубже и не нащупал ничего. Ик… Он перехватил гудящими пальцами скобу, что была у груди, свесил ноги, поболтал. Повисел. Перехватил руками еще одну скобу, еще… Эта была последняя. А под ногами по-прежнему только воздух. Ох, а как же теперь обратно-то? Авка попытался ногами нащупать стенку этого бесконечного дупла. Но пальцы и пятки не нашли ничего.

Что же теперь? На руках не подтянуться. Так и болтаться? Авка чувствовал, что проболтается он с минуту, не больше. А потом7 В какую ужасную неизвестность он полетит?

Авка задрыгал ногами и заорал. Хотя это было, конечно, бесполезно. Мало того, это было опасно! Потому что проржавевшая скоба, за которую он держался, стала прогибаться вниз.

"Ой, не надо! Пожалуйста. Не надо!.. Ой!!

Скоба обломилась.

Каждый, кто падал во сне, знает, какая это жуть. И Авка завопил изо всех сил. А потом замолчал Встречный упругий воздух заткнул его крик, будто резиновой пробкой. А вокруг свистела черная невесомость…

Но эта невесомость-то – на время полета. А потом наверняка – трах! И… Что "и"? Авка не знал и знать не хотел. Мысли его были короткие и встопорщенные, как шерсть перепуганного котенка. "Не надо!.. Ай!… Мама!… Что будет? Не надо…" Потом наконец спасительная мысль: "Ох, да это же сон! Сейчас бряк – и проснусь!"