Та не поддалась. Перешла в противоположной. Потом еще… еще… Переходила к третьей, пятой, седьмой… Я потеряла счет этим дверям.

Бездумно подходила и толкала.

… Сколько я уже прошла?

— Они закрыты. Все до единой. И ты это знаешь. — В двух шагах материализовалась копия. — Так почему ты пытаешься их открыть?

Я подошла к очередной двери. Провела по ее дереву. Почувствовала каждую шероховатость, наслаждаясь прикосновением.

Я чувствую…

— Они закрыты, да. Но почему я должна это знать?

Собственный голос был не лучше ее. Так же глух и безжизнен.

Она не ответила. Лишь смотрела на меня.

— Мне наверно все равно, что они закрыты… — пробормотала я, проходя мимо нее к следующей двери. — Я буду дальше подходить и толкать их. Не знаю, для чего и почему…

Закрыта.

— Может потому, что это единственное, что я могу делать. А может, чтобы не сойти с ума.

Но я не сказала то, что больше всего было близко к правде. Я бездумно совершала одни и те же действия, чтобы успокоится и отгородится от всего.

От собственных мыслей.

Вновь и вновь она оказывалась впереди, сколько бы раз я ее не проходила.

Эти синие глаза… Мне показалось или она теперь смотрела по-другому?

Смотрела с выражением человека, наблюдающего за бестолковым копошением муравьев под ногами.

С презрением и чувством собственного превосходства.

Но, отвернувшись и посмотрев снова, опять увидела грусть и сочувствие.

— Совершая эти действия, ты хочешь заглушить боль, терзающую тебя. — Прозвучало не как вопрос, как утверждение.

— Боль? — Я остановилась.

— Да, боль. От потери всего привычного.

Копия на мгновение исчезла и вновь появилась в паре сантиметрах.

— Это нормально. Человек, лишившийся всего, представляет собой полый сосуд. И старается заполнить пустоту хоть чем-то… для начала.

А я… Я могу помочь тебе.

Она нежно провела по моей щеке.

— Бедное дитя… Не нужно страдать от чего-то теперь уже не существенного.

Ее рука скользнула к затылку и притянула голову к своему плечу.

Такие мягкие волосы… пахнут сухой осенней листвой.

— Ты мучила себя, решая, что лучше: жить или исчезнуть, — тихий шепот щекотнул ухо.

Не смотря на необычайный холод ее тела, мне было так хорошо. Спокойно.

Как в теперь таком далеком детстве в объятиях бабушки.

— Хоть желание жить было так сильно, но кратко, покой забвения манил сильнее и дольше. Потому что ты думаешь, что жизнь — это одно очень большое разочарование, затянувшееся слишком долго. Невыносимо.

Обиды. Страхи. Боль. Смерть. Разрушение без возможности созидания. Эти чувства были спутниками твоей жизни. Почему бы не избавится, наконец, о них?

Смерть, хоть и слово звучит страшно, добрее и милосерднее, чем жизнь. Она дарит свободу. От тяжких оков, что создала жестокая жизнь. От воспоминаний. Ты же хочешь этого?

Что я могу ответить… Она права.

Целиком и полностью.

Глаза защипало. Слезы катились по щекам, теряясь в ее чудесных волосах.

— Шшш… — шептала она, гладя меня по голове, — Все хорошо. Теперь все будет хорошо. Я помогу тебе избавится от боли, дитя… Помогу исчезнуть. Как ты и хотела, навсегда и без остатка. Ты так хотела этого…

Но я была слишком слабой для принятия окончательного решения… Да, так лучше.

— Только ты должна мне помочь.

Она отстранилась и обхватила ладонями мое лицо.

Синие глаза были так близко…

Бездонная пропасть.

Стоило всмотреться в них, и она начала поглощать меня…

— Ты должна добровольно отказаться от всего, что было в твоей жизни. Забыть. Всех и вся, — доносилось как сквозь толщу воды.

"Забыть все…" — шептал голос внутри.

Такое ощущение, словно я нырнула в синее озеро. И тонула.

Не видно дна, но и если повернуться, то не видно и намека на поверхность.

Сплошная синева.

Забыть все…

А разве есть что забывать?

…

Лишь синева. Вокруг меня… проникает внутрь…

…

Перед глазами мелькали неясные образы, контуры. Чего-то смутно знакомого.

Образы…

И один из них на десятую долю мгновения застыл. И исчез, как другие. Но мне хватило этого мгновения, чтобы вспомнить.

Лицо человека, нет, она была выше их. Хранителя. Которая так искренне любила меня.