Еще четыре загорелись высокими дымными факелами. Резина, солярка, моторное масло, человеческая плоть — все вперемешку. Жутковатый коктейль. Но, как говаривал знакомый начальник тюрьмы: «У нас плохо, но мы ведь никого не приглашаем!»

— Отходим, отходим! — перекрывая шум и свистящий гул боя, командовал поручик Ненадо, глотка которого свободно выдавала сотню децибел.

Те офицеры, которые разрядили свои гранатометы, послушно перебегали назад, на голос командира, а вот те, у кого они еще были в порядке, отступать не захотели. Уж больно сладостное зрелище — горящие посередине улицы танки «красных».

Уцелевшие машины медленно сдавали назад, ведя беспорядочный и бесприцельный огонь из пушек и курсовых пулеметов. Но это — то же самое, что на улицах Берлина или Будапешта. Без прикрытия штурмовых групп пехоты танкам на узких улицах против «фаустников» не выжить. А там-то из «панцерфаустов» стреляли в основном фольксштурмисты преклонного возраста или пацаны гитлерюгенда. Здесь — иное.

Ляхов-Фест догнал пару рейнджеров, сноровисто перебегавших проходным двором, чтобы зайти в тыл сдуру приостановившемуся танку. Поручик, наверное, тот самый фон Мекк, имя которого случайно услышал Вадим, нес на плече гранатомет, второй, вахмистр, держал на изготовку трофейный ручной пулемет.

— Парни, постарайтесь, в корму ему засадите. Чтоб хоть один танкист живым выскочил. «Язык» вот так нужен…

Поручик, хищно оскалившись, с безуминкой в глазах, кивнул, тем не менее совершенно осмысленно.

— Сделаем!

Танк в очередной раз выстрелил, сильно дернувшись назад из-за отдачи, и в унисон с грохотом его пушки, от которого перехватило дыхание, нажал спусковой рычаг припавший на колено поручик.

С двадцати шагов кто не попадет?

Прямо на глазах кумулятивная ракета плавно погрузилась головной частью в желто-бурую броню, как в пластилин.

Двигатель взорвался, подбросив вверх сквозь решетку жалюзи все свои поршни, шатуны, цилиндры, куски моторного блока. Тут же вспыхнули и баки.

Но, как и надеялся Ляхов, не прошло и нескольких секунд, как через лобовой люк начал карабкаться контуженый механик-водитель, а через запасной, между гусеничными катками, полез заряжающий. Или стрелок-радист.

— Ребята, живьем, только живьем! Я прикрою, — Ляхов подхватил пулемет и высунулся из-за угла. Вражеской пехоты видно не было. А вдобавок справа тоже ударил гранатомет, и очередной танк обратился в погребальный костер.

«Братская могила пятерых», как выражались в ту еще войну.

…Лишь два уцелевших танка, продолжая беглый огонь из пулеметов, умчались задним ходом в сторону Солянки, а победители, пусть и сами изрядно потрепанные, разъехались по расходящимся направлениям.

Ляхов-Секонд, как и предполагалось, с освобожденным Максимом, тремя уцелевшими бойцами своего отряда, штурмгвардейцами Тарханова и пленниками из дома на Гороховском отправился в Кремль. Докладывать неизвестно о чем.

Фест, с так и не потерявшими ни одного ударника корниловцами поручика Ненадо и захваченными танкистами, двинулся на Столешников. Если там все более-менее в порядке, начнется интересное. Этот Вадим надеялся, что их с двойником некоторое пересечение для большинства местных осталось незамеченным, шульгинским же ребятам такой вопрос был абсолютно до фонаря. На фоне прочих чудес природы.

Ляхову-Фесту было проще. Он, как говорится, в этом мире никому ничего не был должен. На полной скорости его автобус пронесся по осевой линии Садового кольца. Корниловцы с оружием на изготовку приникли к открытым окнам, пленники лежали на полу, медленно приходя в себя.

Сумевшие покинуть горящую машину танкисты обычно довольно долго не в состоянии очухаться и в цивилизованных странах нуждаются в курсе реабилитации, чуть ли не в санаториях. В России, конечно, с этим попроще, но и здесь мало найдется ветеранов, отвоевавших на передовой год-другой, поменявших несколько машин и сохранивших полное душевное здоровье.

Картинка за окнами была странная, если не сказать — дикая. Совсем недалеко только что кипел кровопролитный бой, и грохот пушек и гранатометов непременно был слышен в центре города. Да и столбы неприятного даже на вид дыма отчетливо рисовались на фоне бледно-серого неба. А в то же время обыватели как бы и не замечали всего этого. Шли и ехали по своим делам, отнюдь не стремились к месту происшествия, узнать, что же там происходит. Только вот количество людей на улицах сократилось очень заметно по сравнению с обычным. Пожалуй, в десятки раз.

У Вадима мелькнула мысль — не использовано ли здесь какое-нибудь наведенное излучение, заставившее одних не обращать на происходящее внимание, а других просто сидеть по домам. Во избежание…

Вообще все происходящее настолько выходило за пределы его жизненного опыта, да и воображения тоже, что оставалось только апеллировать к фантастическим романам. Поздних Стругацких и нынешних молодых авторов. Правда, нынешние, талантливо раскручивая сюжеты, почти никогда не затрудняются сутью и глубинным смыслом происходящего.