Проще было бы наоборот, но ему захотелось потренироваться на вторых ролях.

Увидев, что на столе у старшего менеджера присутствует пепельница, я немедленно закурил тысячерублевую сигару, отнюдь не спрашивая разрешения. Да никто и не подумал возразить.

Вообще, если желаешь утвердиться в незнакомом обществе (малознакомой компании, казарме, тюрьме и так далее), нужно сразу начать слегка переигрывать. На повышение ставок, так сказать. Это и женщинам нравится, и признанных лидеров хоть ненадолго, но напрягает и дезориентирует. Само собой, при этом следует быть готовым взятую тональность подкрепить чем-то существенным. Если найдется некто, не желающий сдать позицию без боя.

Разговор у меня был короткий и деловой. Хочу приобрести две смежные квартиры в таком-то доме, номера такие-то и такие-то. Желание это безусловное, цена как самой недвижимости, так и посреднических услуг меня не интересует (в разумных пределах). Форма сделки и способ расплаты — на усмотрение владельцев. Наличные в рублях или валюте — пожалуйста, адекватный обмен на жилплощадь в любой элитной новостройке — тоже не вопрос. С доплатой за беспокойство.

Сотрудники агентства, при всей своей вежливости и готовности услужить (и заработать, само собой), выразили некоторое сомнение, что удастся уговорить сразу двух владельцев, причем одновременно и в сжатые сроки.

— Так для чего вы тут сидите? — холодно осведомился Шульгин у молодого лощеного менеджера. — Нам. обратиться в другую фирму?

В новой Москве, к слову сказать, его ретрозамашки британского аристократа работали очень неплохо. Кто-то априори воспринимал как должное именно такой стиль поведения, а кто-то начинал соображать, что, наверное, это как раз только-только входящий в моду «новый стиль».

— Что вы, что вы, господин Шульгин, — косясь на врученную ему визитку, отвечал клерк, — наше агентство имеет весьма высокий авторитет на рынке недвижимости. И мы, разумеется, сделаем все возможное…

— Сделайте, сделайте, — благосклонно кивнул я. — И при разговоре с клиентами непременно заметьте, так, вскользь, что ни в коем случае не следует забывать мораль «Сказки о рыбаке и рыбке». Не зря ее в школе проходят. Наши предложения — очень хорошие, далеко выходящие за рамки общепринятых. Они же — окончательные. В случае недостижения консенсуса слишком несговорчивые могут оказаться в положении пресловутой старухи. Я достаточно ясно выразился?

Выйдя на улицу, мы дошли до Манежной площади, поразившей нас своей аляповатой бессмысленностью, заглянули в «Националь», в привычный еще по «тем» временам зальчик. Официантка с ногами суперзвезды и взглядом панночки из «Вия» подала меню и брезгливо сообщила, что цены обозначены в «у. е,».

— Девушка, вы никогда не слышали такое выражение; «Если ты спрашиваешь, сколько это стоит, значит, оно тебе не по карману»? Запишите где-нибудь. Можно — прямо на обложке. Вот этот коньяк — триста грамм, лимон, валованы с икрой, обоих цветов, потом — капуччино.

Действуйте…

Снова закурили по сигаре. Оказывается, в Москве это опять вошло в моду, только если в 60-е годы лучшая кубинская стоила в пределах трех рублей, то сейчас цены были вполне сравнимы с теми, что я застал в странах, поддерживавших американское эмбарго в начале 80-х.

— Вживаемся помаленьку, — констатировал в пространство Шульгин. — Тебе не противно все время богатого хама изображать? Мне — моментами надоедает.

— Изображай себя, мэнээса с кандидатским дипломом. Останешься при всем самоуважении, а перекусишь пирожком в подземном переходе. — Я кивнул официантке, с нечеловеческой быстротой расставившей на столике заказ. — Сколько бы ты в этот «Националь» в очереди простоял, и как бы тебя с твоей десяткой в кулаке здесь обслужили? И что тебе не так? Будто твой Грин в Лондоне с обслугой вась-вась держался… Особенно если она дурацкие замечания тебе делала.

— Оно конечно, ангелов мы из себя не строили, особенно в Гражданскую, но тут, понимаешь ли…

— Ага! Футурошок, наконец, достал. Там растленный Запад и исторический капитализм на своей высшей стадии, а тут вдруг — был «образцовый коммунистический город» и сразу такое! А чего ж ты хотел, братец? Я так скажу — ты тут не был в девяносто первом, а я был. Вот бы тебе сравнить, что было и что стало. Грязь, вонь, темнота и разлитая в воздухе тоска, бессмысленная и беспощадная. Укрыться от которой можно было в редких, до удивления жалких «кооперативных» кабачках. Бр-р…

От воспоминания меня даже передернуло.

— А теперь, ты полюбуйся, — я указал сигарой за окно. — И Тверскую восстановили, и люди на людей похожи, и вообще чистый Париж. Всего-то за двенадцать лет…

— Так-то оно так, а все равно тягомотно на душе. Окончательно, значит, нет у нас Родины. Как кому, а мне в той Москве уютнее было.

— Тебе, значит, все прелести и радости свободных миров, а этим вот, — я снова указал сигарой на мельтешащие мимо окна толпы прохожих и потоки автомобилей, — для твоего душевного спокойствия лучше бы еще сотню лет социализм строить… Да ты посмотри, девочек сколько красивых стало! В наше время если б две-три таких на целый институт нашлось, и то я не знаю! А здесь — роты и батальоны на одном всего лишь квартале. В ограниченный отрезок времени.