— Что происходит?

— Если бы я знал. — крысолов потер затылок и облокотился о стол. Свет погас окончательно. Купе погрузилось в вечерние сумерки. Где-то на горизонте медленно исчезал краешек солнца.

— Авария?! — спросила муза, протирая глаза.

— Все может быть. — крысолов направился к двери. Удавка натянулась еще сильнее, причиняя боль. — Пойдем вместе, я не дотягиваюсь.

— Тогда освободи меня и иди сам. — проворчала муза, но поднялась.

Крысолов выглянул в коридор. Он оказался не один такой любопытный. В полумраке показались силуэты людей, бродящие по коридору. Все спрашивали друг у друга, что происходит, но никто не мог дать вразумительного ответа.

И в этот момент крысолову отчаянно захотелось оказаться на улице, где-нибудь подальше от этого поезда, хоть в чистом поле, хоть в бурном потоке реки, хоть в окружении голодных волков где-нибудь в лесу. Потому что крысолов почуял опасность, по сравнению с которой волки — плюшевые игрушки, разбросанные по комнате. А крысолов всегда доверял интуиции. А за интуицией стояло что-то еще… что-то вроде выработанного рефлекса выживания.

— Ну-ка, Ыть! — крысолов полез в плащ и выудил шевелящийся сверток.

— Что это? — выглянула из-за плеча муза.

— Что-то вроде удавки. Будешь задавать много вопросов — одену. — Крысолов положил сверток на ладонь. Ыть дрожал всем телом, пульсировал страхом, был воплощение страха. А что может испугать существо, которое питается волшебством? Только другое существо, которое тоже питается волшебством, но настолько большое и сильное, что легко избавляется от конкурента путем его тотального устранения.

— Кажется, нас ищут. — пробормотал крысолов. — Тебе нужно собрать какие-нибудь вещи? Мне тоже не нужно, отлично. Пошли. — И он заторопился по коридору в сторону выхода, таща музу за собой.

— Что происходит? Кто ищет? Меня ищут? Или то, что ты украл?

Люди в ужасе пытались укрыться в своих купе, а те, кто не успел, жались в стены и, спотыкаясь, бежали впереди. Некоторым казалось, что в их головах сейчас произойдет взрыв.

Крысолов распахнул дверь вагона, откинул ступеньки и спустился. Удавка натянулась.

— Я никуда не пойду, пока не объяснишь! — потребовала муза. — Хоть руку отрежь. Себе.

— Отрежу, но тебе! Мне не охота сейчас встречаться с кем-нибудь из Хранителей…

Что-то привлекло внимание крысолова. В это же мгновение справа раздался чудовищный взрыв. Вечер мгновенно окрасился в багровые тона — взорвался первый вагон. Крысолова обдало порывами горячего ветра.

— Хватит препираться! — рявкнул он. — Быстрее!

Муза, кажется, поняла, но не успела сделать и шага, как вагон начал крениться в обратную сторону. Все вагоны начали заваливаться на бока, одновременно. Раздался ужасающий скрежет, слившийся с воплями испуганных людей. Кто-то пытался выпрыгнуть, прыгал, падал, кричал.

Удавка натянулась до такой степени, что у крысолова свело всю руку.

Черт с ней, черт с ней!

Крысолов провел пальцами по удавке, и та лопнула, освобождая. Крысолов попятился назад, увидев на секунду испуганные глаза музы. А потом она пропала в темноте двери. Вагоны падали, люди кричали. Раздался еще один взрыв — пламя охватило второй вагон, а ветер уже был не просто горячим, а обжигающим.

— Ты где?! Крыс…ов…де…ы?!!

Крысолов поднял голову и увидел музу. Она пыталась выбраться. Вагон наклонялся медленно, с неохотой, скрежетал и ухал металлическим эхом.

— Помоги мне, слышишь? Помоги! Пожалуйста! — муза высунулась почти наполовину. Может быть, она бы успела вылезти, но тут показался еще один человек, которому, видимо, было глубоко наплевать на спасение окружающих. Он подмял хрупкое тело музы, используя ее плечи, как опору, и начал выбраться сам.

От третьего взрыва задрожала земля. Обрывки пламени расползлись змейками по траве. Спасающиеся люди разбегались в стороны. Человек выбрался уже наполовину. Откуда-то из недр вагона, сквозь скрежет, до крысолова донеслось слабое, едва слышное: "По…оги!"… А если вагоны взрываются по очереди, то осталось всего три…

Впервые за много лет крысолов растерялся.

Он был вором, но не убийцей. Он убивал, если вынуждали, но никогда — специально. А мама учила его, что нельзя оставаться безучастным к чужому горю. А Брокк говорил, что людское горе — это прокисшее молоко, которое люди пытаются сцедить на голову других… Но ведь никто и никогда не просил у крысолова помощи. Брокк не в счет, Брокку крысолов был должен…

Еще один взрыв. Крысолов не удержался на ногах, упал на колени. Человек уже выбрался из вагона и почти добрался до края — но в этот момент вагон рухнул таки на бок, и от удара человек с воплями соскользнул куда-то вниз. Яркая вспышка света выхватила из темноты очертания рухнувшего на бок поезда, будто полумертвый питон бился в конвульсиях, угодив головой в костер. А в голове крысолова внезапно возникли образы падающих самолетов — тех самолетов, которыми крысолов хотел управлять много лет назад. Но ведь если самолеты упадут, то никакого полета над облаками, в лучах солнца больше не будет. Никогда.