Все подошли. Даже Савушка приковылял на все еще слабых ногах. За выступом не было ни тропинки, ни ступенек. И никакой щели. Был только голый вертикальный срез известняка.

Все с минуту стояли и молча смотрели на гладкий камень. Потом по одному стали отходить на прежнее место. Остались только Женя и Коля.

— Все-таки это девочка, — осторожно, чтобы не обидеть Женю, — сказал Коля. — Это Оленька. Я ее знаю. Весной я помог ей отыскать котенка. У нее теплые пальцы…

Женя не обиделся. Но и соглашаться не стал.

— Ну и что же, что пальцы? Что же, что Оленька?.. А того барабанщика звали Жан. По-нашему Ванюшка…

Обедать никому не хотелось. Только Савушке дали кусок колотого сахара, чтобы сгладил во рту и горле горечь и соленость. Помогли ему натянуть штаны и рубашонку.

— И как тебя угораздило? — подступил наконец к причине страшного происшествия Фрол. — Мы мигнуть не успели, а тебя уже нет! И сумел враз наглотаться…

— А я не знаю!.. Я нырнул маленько и гляжу — на дне, на голом камне что-то круглое. Гудзик или денежка. Меня к нему кто-то будто потянул. Я его ухватил… А после ничего не помню…

— Теперь и не узнать, что за гудзик тебя чуть не утопил, — проворчал Федюня.

— Как же не узнать? Вот он… — Савушка протянул сжатый кулак.

— Что у тебя там? Разожми! — велел Федюня.

Савушка виновато сказал:

— А не разжимается… Никак…

Савушкины пальцы, сведенные крепкой судорогой близкой гибели, разжимали долго и осторожно. Федюня, Фрол, Коля. И ждали, что в руке у Савушки окажется ржавая французская пуговица или черная херсонесская монетка. Но пальцы наконец разомкнулись, в глаза брызнул чистый желтый блеск.

На ладони лежала золотая монета.

Она была большая, размером с российский серебряный рубль. И совершенно чистая. Без всяких прилипших чешуек, песчинок и темных пятен. Словно ее только что вынули из-под штампа. На одной стороне отчеканен был профиль какого-то полководца в античном шлеме и надпись греческими буквами: ЭЛЛАДА. На другой — два кентавра. Один — крупный, с курчавой бородой, второй — тонконогий кентаврёнок-жеребенок. Они стояли рядом, но головами в разные стороны, и кентавр-мальчишка оглядывался на пожилого будто с вопросом: «Ты разрешишь мне поскакать, порезвится?»

— Ай, как живые, — восхищенно выдохнул Ибрагимка.

Фрол задумчиво сказал:

— Правду сказывали, что в Синекаменной бухте случаются чудеса… Вот, нашли все же сокровище. Теперь Савушка с Федюней богачи…

— А почему — они?! — вскинулся Макарка. — Ты ведь тоже Савушку вытаскивал! Значит, и твоя добыча! И другие помогали…

— Ох уж «помогали», — сказал Коля, вспомнив себя с котенком на руках.

— Больше всех девочка помогла, — хмуро напомнил Федюня.

Фрол усмехнулся:

— Где она, та девочка? Да ангелам золото и ни чему. Правда, Жень?

Женя рассудительно сказал:

— Савушка монету нашел. Ему и решать.

Савушка всех обвел влажными блестящими глазами.

— Вы разве забыли?! Говорили же: если золото найдем — Маркелычу на корабль!

Монету завернули в мятый, но довольно чистый Колин платок (у других, даже у Женьки платков не было). Положили в сумку Фрола, на самое дно. Фрол проверил, хорошо ли заряжен пистолет, вставил кремень. Если несешь сокровище, лишняя предосторожность не мешает.

Когда шли к городу, заспорили: хватит денег, полученных за монету, для покупки тендера. Хоть и золотая, хоть и большая, а все же одна…

— Давайте спросим у отца Андрея, — предложил Коля. — Это монах в здешнем монастыре, он вроде сторожа на раскопках. Все знает про древности…

— А не отымет этот сторож монету? — засомневался Фрол. — Вдруг скажет: казенная…

Коля уверенно мотнул головой:

— Не отнимет. Он не такой… И вообще, здесь особый случай. Ну, как сама судьба…

Решили зайти к отцу Андрею немедля. Было по пути.

Ребята остались поодаль, лишь Коля и Фрол пошли к сторожке по тропинке среди густой полыни. Навстречу шел мужчина в длинном подряснике и скуфейке. Но не отец Андрей.

— Добрый день вам, — нерешительно сказал Коля.

— Слава Господу… Далеко ли путь держите, отроки? — Монах был еще не стар, с густой бородкой и внимательными карими глазами.

— К отцу Андрею… Он дома?

— К отцу Андрею? — Монах стал смотреть мимо Коли. — А ты, стало быть, его знал?