Ступени неосвещенной лестницы скрипели и качались под ногами. На самом верху Харе толчком отворил какую-то дверь, и они смогли наконец оглядеться: пустая комната, в углу соломенный тюфяк, в стене единственное незастекленное окошко, закрытое ставнями и едва пропускавшее в комнату немного света.

Харе обернулся к Ястребу и снова схватил его за руку. Он шевелил губами, тщетно пытаясь что-то выговорить. Наконец, заикаясь, он произнес:

– Дракон… дракон…

Ястреб спокойно смотрел ему в глаза, не говоря ни слова.

– Не могу сказать! – Харе с отчаянием отпустил руку Ястреба и заплакал, скорчившись на полу.

Маг опустился рядом с ним на колени и о чем-то тихо заговорил словами Истинной Речи. Аррен стоял у закрытой двери, держа руку на рукояти ножа. Серый свет, грязная комната и двое мужчин, стоящих на коленях прямо на полу. И еще – странная тихая музыка слов того языка, на котором говорят драконы. Все это вместе напоминало сон и, казалось, не имеет ни малейшего отношения ни к тому, что происходит вне этих стен, ни к настоящему времени вообще.

Харе медленно поднялся. Единственной рукой отряхнул пыль с колен. Изуродованную руку он прятал за спину. Потом огляделся, внимательно посмотрел на Аррена: теперь он уже ясно видел то, что было вокруг. Потом быстро отвернулся и уселся на свой тюфяк. Аррен остался на страже, однако Ястреб с простотой, свойственной тем, чье детство протекало в такой же бедности, спокойно сел, скрестив ноги, прямо на голый пол.

– Расскажи мне, как ты утратил свое мастерство и позабыл Язык Созидания, – сказал он.

Некоторое время Харе не отвечал. Он начал беспокойно постукивать своей изуродованной рукой по бедру, все больше приходя в волнение, и наконец выговорил, как бы с трудом выталкивая слова наружу:

– Они отрезали мне руку. Я не могу больше плести заклятия. Они отрезали мне руку. Кровь вытекала, пока не иссякла…

– Но это было уже после того, как ты утратил свое могущество, Харе, иначе они просто не смогли бы этого сделать.

– Могущество…

– Могущество, которое позволяло тебе командовать ветрами и волнами морскими. И людьми. Ты называл их подлинными именами, и они подчинялись тебе.

– Да, я помню, что когда-то был жив, – сказал Харе тихим хриплым голосом. – И я знал нужные слова и подлинные имена…

– Разве теперь ты мертв?

– Нет. Жив. Жив. Только однажды я был драконом… Я не умер. Иногда я сплю. Сон ведь очень похож на смерть, всем это известно. Как и то, что мертвые во сне оживают, ходят… Они приходят к тебе, как живые, и говорят с тобой. Они приходят из царства смерти прямо в твои сны. Есть такой путь. И даже если пройти по нему очень далеко, все равно всегда можно вернуться назад. Можно вернуться. Ты тоже сможешь найти этот путь, если будешь знать, где искать его. И если захочешь уплатить цену.

– А какова цена? – Голос Ястреба проплыл в сумрачном свете, словно тень упавшего с дерева листа.

– Жизнь – что же еще? За счет чего же еще можно выкупить жизнь, кроме самой жизни? – Харе качался взад-вперед на своем тюфяке; в глазах его горел какой-то жуткий хитроватый огонек. – Видишь, – сказал он, – они могут отрезать мне руку. Могут отсечь мне голову. Но это неважно. Я все равно смогу найти путь назад. Я знаю, где искать. Только очень могущественные люди могут пойти этим путем.

– Ты имеешь в виду волшебников?

– Да. – Харе заколебался, как бы пробуя несколько раз произнести нужное слово, но сделать этого не смог. – Могущественные люди, – повторил он. – И они должны… они должны отдать свое могущество. Уплатить цену.

Потом он погрузился в молчание, словно выражение «уплатить цену» наконец пробудило в нем цепь воспоминаний и способность соображать и до него дошло, что он просто проболтался, вместо того чтобы продать свою тайну. Больше от него ничего добиться было нельзя, даже прежних невнятных намеков на «возвращение назад», в которых Ястреб почему-то усматривал некий смысл. Вскоре Верховный Маг решительно поднялся с пола.

– Ну что ж, половина ответа – все же лучше, чем ничего, – сказал он. – Впрочем, и плата тоже будет соответствующей. – Ловким жестом фокусника он извлек откуда-то золотой и бросил его на тюфяк рядом с Харе.

Харе схватил монету. Он смотрел то на нее, то на Ястреба, то на Аррена, и голова его странно подергивалась.

– Погодите, – заикаясь, проговорил он. Увидев золото, он утратил всякий контроль над собой и теперь снова самым жалким образом тщетно старался выговорить то, что хотел раньше. – Сегодня ночью, – сказал он наконец. – Ждите. Сегодня ночью. Хазия у меня есть.