Соседка Шитикова Василия — Шапкина Анна Яковлевна показала: в их доме проживал портной Виноградов Алексей Александрович. В нижнем этаже дома проживала Михайлова Мария. К Марии часто ходил партизан Шитиков Василий.

Однажды Михайлову вызвали в немецкую комендатуру, где допрашивали о Шитикове. Об этом сама Мария говорила ей, Шапкиной. Вскоре Шитиков был вызван в комендатуру. Допрошен, но освобожден. После того, как полицейский выгнал Марию из дома Виноградовых, она перешла в дом к Шитикову. Шитиков Василий еще два раза вызывался в немецкую комендатуру, а затем в числе других комсомольцев — партизан расстрелян.

Со слов Струниной Валентины Ивановны, 1924 года рождения, уроженки г. Ржева, проживавшей по улице Елисеева, дом № 8, кв. 18. Она с матерью Шапкиной Анной Яковлевной в период оккупации проживала по улице Декабристов, дом 54/34 вместе с Виноградовыми. На первом этаже вместе с Виноградовыми, в отдельной комнате, жила женщина по имени Мария, но до войны она в этом доме не жила. Откуда она появилась и куда исчезла, не знает. По внешнему виду она выглядела несколько старше Шитикова Василия, небольшого роста и не столь симпатична как Шитиков.

Но вернемся к показанию Лошаковой Марии Николаевны. 2 июня 1942 года, в день расстрела, примерно в 9 утра она пошла в тюрьму на свидание с сыном. Соловьев из окна тюрьмы крикнул, что сейчас ее сына выведут. Через пять минут из ворот тюрьмы вывели их троих. Руки назад связаны одной веревкой. Сын, поравнявшись с ней, сказал: «Прощай, мама, меня ведут на расстрел». Она сразу потеряла сознание, но, очнувшись, пошла с Ямщиковым Кузьмой к месту расстрела. Вместе с Соловьевым, Лошаковым и Шитиковым в камере Ржевской тюрьмы находился Соловьев Николай Федорович, 1924 года рождения, который за хранение немецкого автомата и винтовки, по доносу односельчанина Комарова Виктора Владимировича, 6 мая 1942 года был арестован фельдфебелем жандармерии и переводчиком Арнольдом. Доставлен в д. Жуково и в тот же день направлен в штаб полевой жандармерии в д. Соколово. Из жандармерии доставлен в Ржевскую тюрьму, где сидел в 16 камере до 30 июня 1942 года.

Соловьев Николай показал: вместе со мною в 16 камере Ржевской тюрьмы сидел Соловьев Эдуард Федорович. Соловьев Эдуард сидел за то, что он вместе с другими лицами по заданию партизан собирал сведения о расположении немецких военных складов и штабов. О том, что Соловьев немцами был расстрелян, ему стало известно со слов Кубарева Ивана, 1925 года рождения, жителя г. Ржева, вместе с которым он служил в Советской Армии в 1946 году.

Кубарев на самом деле не Иван, а Павел Иванович, 1926 года рождения, уроженец города Ржева, до войны и в период оккупации до декабря 1942 года проживал в г. Ржеве, улица Челюскинцев, дом № 31. В этой же камере вместе с Сафроновым Петром Александровичем сидел Поспелов Михаил Яковлевич, 1889 года рождения, уроженец г. Ржева, работающий в горуправе на регистрации паспортов. Арестован 9 мая 1942 года за хищение из комендатуры восьмидесяти тысяч рублей. О тюремной жизни того периода дает описание житель Ржева с улицы Бехтерева, дом № 47 Артенюк Борис Иванович. В апреле 1942 года он попал в Ржевскую тюрьму в общую камеру. Камера была заполнена заключенными до отказа. Размещались все на полу. Утром и вечером давали цикорную заварку. В обед затируху из муки. Хлеба не давали ни грамма. В таких условиях, если человек находился свыше месяца, то передвигался по камере с трудом. Больше лежал на полу. Некоторые во время прогулки на тюремном дворе ели траву.

Вшивость среди заключенных была страшной. Пищу раздавали русские, одетые в немецкую форму без погон. Нет посуды — ничего не давали. Поэтому, у кого не было посуды, искали на тюремном дворе какую-нибудь банку из-под консервов.

Вечером сигнал ручной сирены. Нужно выходить строиться. Раздевали наголо и избивали. В тюрьме сидел Поспелов. Он кричал: «Шапки долой! Это вам не Советская власть». Часто можно было слышать: «Поспелоф, на коридор».

По ночам вызывали молодых людей, бывших командиров Красной Армии. В камеру они не возвращались. Тюрьма наполнялась ежедневно разными людьми. Были среди арестованных и женщины. Надзирателям в их камере был один из наших предателей. Ходил он в немецкой форме.

Был в тюрьме немец, лет тридцати, симпатичный, среднего роста, форма на нем сидела хорошо. В общении его чувствовалось ехидство и юмор. Скорее всего он принадлежал к ГФП. Был и венгр, картавый, все понимал по-русски. Учет в тюрьме был плохим.

Затем Артенюк в числе других заключенных был переведен в подвал, где люди, сбившись в одну кучу, спали на цементном полу. Через несколько дней их вывели на тюремный двор, погрузили на машину и отвезли в лагерь военнопленных. Там после бани и санобработки, через станцию Мелехово поездом доставили в Сычевку и поместили в штрафной Юшинский лагерь.

В тюрьму ходила к Лошакову бабушка Самуйлова Таисия Федоровна, через которую Лошаков Николай передал три записки. Вот их содержание:

Тюрьма 23 мая

Кузьма! Я сижу в тюрьме, не знаю за что. Если можешь, то приди, принеси покурить хоть чинариков. Передай привет моим родным, может больше не увидимся, а если увидимся, то на площади, на перекладине.

Ну, пока, не поминай лихом, хоть и очень жаль расставаться с молодой жизнью, но ничего не поделаешь, значит моя судьба такая.

Кузьма, не знаю, за что взяли мою мать. Она тоже в тюрьме. Если она выйдет и ты ее увидишь, то успокой ее, помоги, чем можешь, а про меня скажи, чтобы мне все простила, ведь она из-за меня так переживает. Ну пока, до свидания, жму тебе крепко руку, может в последний раз. Сохрани эту записку до матери. Мама, еще раз прошу: прости меня, родная, если повесят, то не убивайся, а береги свое здоровье. Может еще увидишь отца. А я не знаю, как пройдет дело. Ну, ладно, целую тебя, твой сын Николай. Еще раз прошу: прости меня, мама, ты знаешь, как это больно писать. Ну, прощайте. Написал бы больше, но не могу. Лошаков Николай.

До свидания, мама, и все.

Мама, меня спрашивали про отца. Я сказал, что не знаю, был он партийный или нет, потому что я жил все время с бабушкой, а с ним мало виделся. Ну, пока, целую тебя еще раз крепко, твой сын Николай Лошаков. Передай привет всем родным и Кузьме. Ну, пока, всего хорошего в вашей жизни. Если живы будем, то, конечно, придем домой. Мама, береги свое здоровье. Ну, всего, мама, будь здорова, не волнуйся и не плачь, значит, такая у меня судьба, как-нибудь переживем».

27 мая