— Здравствуй, Ярославна! — сказала ведунья, не оборачиваясь, и Анна вздрогнула от такой неожиданности, но любопытство пересилило:

— Здравствуй. Откуда знала, что приду?

Старуха выдернула стрелу, понюхала, отбросила в сторону.

— Ветер донес, дубы нашептали. Подай-ка мне кувшинец, — ведунья указала на глиняный сосуд с мазью, и Анна, сойдя с коня, подала ей кувшин. Ведунья принялась втирать мазь кабану в раненный бок. — Час твой близится, скоро ехать девице с отчего двора. Хочешь небось узнать, что ждет за дальними лесами, за синими горами?

Непривычно было Анне, что так разговаривают с дочерью великого князя, но любопытство все равно брало верх.

— Скажи. Я тебе золота дам, — Анна сняла с шеи тонкую золотую гривну.

— А не скучно будет, если все наперед знать будешь?

— Ты же — знаешь наперед, тебе не скучно?

— Почем тебе известно? — ведунья усмехнулась. — Может, меньше бы знала, позже состарилась. А так — ни сна, ни покою, и цари земные, и звери лесные — все ко мне идут. — Закончив втирать мазь, она похлопала кабана по боку. — Ну, полежи, отдохни. А ты поближе подойди, да не бойся.

— Я ничего не боюсь, — поспешила объявить Анна, подошла и протянула старухе гривну.

Та внимательно оглядывала Анну, и Анне показалось, что хмурый взгляд ее прояснился, и разгладилось сухое, морщинистое лицо, и, может быть, даже обозначилась на нем улыбка.

— Мертвого золота мне твоего не надо, — сказала ведунья. Она протянула руку к голове Анны, выдернула длинный волос, занесла над огнем костра, и волос вспыхнул тонкой золотой нитью. — Вот оно, червонное живое… Сколько же лет-то прошло…

Волос змеился в теплом воздухе, складываясь в разные замысловатые фигуры, Анна зачарованно наблюдала его пляску, и голос ведуньи доносился до ее ушей.

— Не давно и не вчера, — тихо говорила старуха нараспев, — а семнадцать лет назад… прискакал князь с победой из земли Червенской, последних врагов своих разбил… и в ту же ночь дочь у него родилась… И сказала я тогда: неспроста, князь, золотая заря взошла до утра!..

Желтые глаза ведуньи глядели на Анну, и в них отражались огонь костра и золотая пляска нити.

— Рыжей ты родилась, Анна, — породнилось в тебе солнце с золотом. Так отметил тебя Ярило. Солнце укажет тебе путь к золоту, а золото — к славе. Будет утро золотое, и конь золотой, и всадник в золотом плаще… Вот отчего говорят, что рыжим всегда везет! — неожиданно рассмеялась старуха, бросила волос в огонь, и он, вспыхнув золотой молнией, погас.

И вслед за тем тревожно хрюкнул боров — конские шаги послышались невдалеке, и Анна увидела встревоженное лицо Даниила.

Они вдвоем возвращались из дубравы, и Анна виновато поглядывала на Даниила, почтительно, но строго выбранившего ее за суеверные разговоры с лесной ведьмой.

— Но Даниил… — робко возразила тогда Анна. — Разве тебе не хочется иногда знать, что тебя ждет?

— Не ведает человек ни дня, ни часа своего, — отвечал Даниил. — Так говорит Писание.

— Скучный ты, Даниил, — в сердцах вздохнула Анна. — Сам как Писание…

Даниил поднял глаза на Анну и увидел, что она глядит на него с равнодушным сожалением. Он ответил смиренно, но несогласно:

— Знаешь ли ты Писание, хуля его?

— Знаю. — Анна пожала плечами. — Там везде — о грехе, о смерти, о вечном огне…

— Там говорится и о цветах, и о весне… «Вот зима уже прошла, — помолчав, тихо произнес Даниил. — Дожди миновали, цветы показались на земле, время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей…»

Анна слушала недоверчиво и заинтересованно.

— «… смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, благоухают… Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, покажи мне лицо твое, дай услышать голос твой, потому что голос твой сладок и лицо прекрасно…»

— Так сказано в Писании?

— Так сказал Соломон, мудрейший из любивших…

— А что… он еще сказал?

— Он сказал еще: «Большие воды не смогут потушить любви, и реки не зальют ее… крепка, как смерть, любовь, люта, как преисподняя… и стрелы ее — стрелы огненные…»

— А почему же отец Феопемпт говорил в проповеди, что земная любовь — греховна?.. Что с тобой, Даниил? — посмотрела на монаха Анна с удивлением.

— Ты дрожишь, тебе холодно?

Лошади мягко ступали копытами по лесной тропе, влажные от росы ветки скользили по лицу Даниила, остужая его.