Шрифт:
— Еще анисовки, но теперь с водой…
— Ну вот, а вы говорите, что только сеньорам нравится «голубка». Впрочем, вы, дон Непо, сами голубятник — у вас дома день-деньской чорча возится.
— Чорча эта моего внука…
— Лучше бы открыли клетку да выпустили ее на волю… а то как бы чего не накликала вам…
Локоны Консунсино дрожали, поблескивали зубы, меж зубов озорно высовывался язычок, она вся тряслась от смеха.
— Раз Дамиансито — хозяин этой голубки… птички, я хочу сказать, — продолжала она, — так уж передайте ему…
— Не знаю, когда он вернется, отправился далеко, повез известь куда-то за Марсово поле… там большое строительство…
— Военные строят… На днях слышала я от дона Сиксто, что земля стала похожа не на землю, а на Марс и что в один прекрасный день священник, чего доброго, обнаружит военных даже в своей дарохранительнице.
— Нет, эта анисовка с водой мне определенно не по вкусу.
— И не будете пить? Вам, должно быть, не по вкусу, что я говорю о доне Сиксто, о дарохранительнице и о военных?
— Да нет, анис чем-то отдает. Вот чего мне вдруг захотелось, так это кусочек копченого мясца, ребрышко кабанчика или что-нибудь в этом роде. Пожевать бы и почувствовать мясцо на зубах, да еще добавить для остроты перчику, лучку с томатом и, конечно, тортильи.
— Губа не дура. У меня, кстати, есть свиные колбаски, колбаски с салатом гуакамоле, [29] а гуакамоле из авокадо, а авокадо оттуда, откуда мексиканец, — не авокадо, а чистейшее сливочное маслице. К слову сказать, мексиканец — парень что надо. Всегда он чистенький как стеклышко и бравый, залюбуешься. Не то что здешние мужчины, из которых покорность так и лезет наружу, точно грязное сало…
29
29. Салат гуакамоле — блюдо из авокадо, растертого с солью и лимоном с добавлением мелко нарезанного лука.
Последнее слово донеслось уже из-за двери — хозяйка вышла из комнаты. Дон Непо остался один. Тишину нарушало только тиканье часов да потрескивание фитиля в лампадке перед ликом святого Доминго де Гусмана; еле слышно звенят — то ли в хороводе, то ли в крестном ходе — мошки, словно откликаясь на доносящееся издалека гудение моторов. О стекло забилась заблудившаяся оса…
Дон Непо вспомнил о таинственном пеоне и мысленно представил себе, как тот беседует с братом Анастасии. Для беседы нет места безопаснее, чем катящаяся телега. Внук занят быками; помощник, растянувшись на пустых мешках из-под извести, прикидывается спящим, даже шляпу надвинул на лицо, а рядом сидит мулат — будто какой-то знакомый, которого они случайно прихватили по дороге.
Только однажды побывал Хуамбо в доме Рохаса-и-Контрераса — визиты не слишком-то полезны в нынешнее время, — и дон Непо тогда познакомил его с тем, кто выдает себя за помощника внука, — с высоким и тощим человеком с глубоко запавшими и близко посаженными глазами, с несколько треугольным лицом и крепкими зубами.
— «Час, час, мо йон, кон…»- Он будто откусывал звуки, а мулат, завязав язык узлом, распускал другой узел — узел своего галстука, чтобы легче было дышать.
Там, где слышались эти звуки, землю поливали слезы, пот и кровь, клокочущая, словно бьющая из раны кровь.
Решили поговорить по пути в громыхающей телеге. В самом деле, нет другого, более безопасного места.
Известь возили далеко, за Марсово поле, и времени для беседы было много — и в пути и на месте, пока внук сходит за покупками и получит новые заказы на перевозку извести.
— Октавио Сансур, — помощник Дамиансито повторил свое имя, чтобы врезалось оно в память мулата, и, подогнав остроконечной палкой бело-пегого быка, отстававшего от своего напарника, добавил, обнажив крепкие, зернистые зубы: — Октавио Сансур, или попросту Табио Сан… Запомните?
— Но вас зовут также…
— Зовут также Хуан Пабло Мондрагон. Это мое настоящее имя.
Усевшись рядышком, они затянулись самокрутками из чичикасте, [30] распространявшими такое зловоние, что даже вонь от бело-пегого быка воспринималась как тончайший аромат.
— Ну и паскудник этот бычище!.. — Сансур снова ударил быка палкой с острым концом, заставив бело-пегого ускорить шаг и потянуть за собой другого, более покорного быка. Колеса завертелись быстрее.
30
30. Чичикасте — разновидность крапивы, растущей в Центральной Америке.
— Сколько вас осталось?.. Вероятно, мало… — продолжал Сансур. — Много хороших людей погибло в самом начале.
— Да, мало нас осталось, — ответил Хуамбо. — На побережье люди, а тем более бедняки, долго протянуть не могут… Умер мой отец, умерли все Марин, все Сальседо…
— Смерть так и косит. Один за другим исчезают свидетели того, как расправляется с нами Компания. Уничтожено целое поколение, за ним — второе, третье…
— Бедный отец мой. Он кончил жизнь грузчиком бананов. И я должен был так кончить… Как хотелось бы, чтобы простил он мне плохое отношение к нему…