— Кто тебе такое дело поручил, Гена? — спросил я участливо.

И в самом деле: где Хорьков — и где мы? Как могло так случиться, что запуганному Гене доверили дело государственного значения? Прыщавый следователь должен распутать клубок и найти дорогу, ведущую к идеологу всей Российской державы. А я, рядовой газетчик, даю ему советы. Что значим мы, мелкие людишки, ничем не отличившиеся граждане, рядом с таким незаурядным образчиком социальной селекции, как Хорьков? От несоответствия масштабов и с ума сойти недолго. Похоже, Гена уже и сошел.

Чухонцев втянул голову в плечи и мычал жалобно.

— Может, делают по две газеты, а? У нас ведь все в двух экземплярах, даже вождя в стране два — премьер и президент.

— Это ты брось! Один у нас вождь.

— А который из двух?

— Сам, что ли, не знаешь?

— Не знаю! Может, он один, просто раздвоился. Одну половину зовут Путин, а другую Медведев. Половина в Кремле сидит, половина за границу летает, а когда встречаются, соединяются в одно тело.

Гена сидел на полу, я на стуле, а на столе лежали газеты и пачка фотографий. Хочешь не хочешь — а получалось так, что газеты в нашей стране действительно печатали в двух вариантах. Открытие, сделанное прыщавым следователем, было столь ошеломляющим, что никакому Солженицыну не снилось. Тут вам не разоблачение спрятанных в тайге лагерей. Тут дело посерьезней. Неужели принцип двойничества (см. сочинения Достоевского и традиции русской литературы) в нашей стране так укоренен, что все руководители имеют двойников, а все газеты выходят в двух вариантах? Интересно, подумал я, как широко распространился данный принцип? С самим ли Чухонцевым я беседую? Или это клон Гены Чухонцева, произведенный в майоры, а сам Гена сидит дома и смотрит футбол? И кстати, в какой из двух газет я состою на службе? А что с нашим любимым городом — раздвоилась Москва или нет? А может, и сама Россия существует в двух экземплярах: в одной стране прошла перестройка и приватизация, а другая как жила при Иоанне Грозном, так и живет. Параллельные миры, научная фантастика.

— Мне твой Татарников нужен, — жалобно сказал Гена. — Очень нужно с историком поговорить.

— Это еще зачем?

— Есть у меня надежда, последняя надежда, понимаешь?

— На Татарникова? — Мне было приятно, что Сергей Ильич оказался последней надеждой российской государственности. Впрочем, если это действительно так, и только на моего пожилого соседа и может рассчитывать Государство Российское, плохи у государства дела, подумал я.

— Слышал, существует одна теория. — Тревожный блеск появился в глазах Чухонцева. Люди, у которых так блестят глаза, обычно приходят в газету с чертежами вечных двигателей.

— Какая еще теория?

— Говорят, летоисчисление, которым пользуются люди, неверное, не соответствует реальности. Все датировки, которыми пользуются историки, ложные.

— Это что-то новенькое!

— Мы как бобики верим всему, что в учебниках написано — дескать, сначала были египтяне, потом греки, потом римляне. А было все не так. Хронология фальшивая, понимаешь?

— Гена, ты здоров?

— Здоров я! Устал только. Но ключ к разгадке рядом, вот-вот нащупаю. Например, считается, что древние греки давно жили, а они жили вчера. Дурят нашего брата! Суют нам под нос статуи и вазочки, а мы уши и развесили! Наследие прошлого! — Гена рассмеялся горьким саркастическим смехом. — Оказывается, двести лет назад все эти вазочки налепили и статуи наделали. Не было никаких древних греков!

Я смотрел на Гену с сочувствием. Для спасения главного идеолога русского правительства наш майор был готов на многое, понятно, но чтобы и египтян, и греков отменить — это, пожалуй, перебор. Египтяне, я так считаю, ни при чем.

— Время не так течет, как мы привыкли думать, — продолжал Гена Чухонцев. — Скажем, Чингисхан, думаешь, когда жил? Если хочешь знать, жил он одновременно с Наполеоном. А некоторые думают, что он и есть Наполеон.

— Гена, — сказал я искренне, — ты здоровье побереги!

— Вся история человечества случилась за последние триста лет. Ничего раньше просто не было, понимаешь? А хронологию нарисовали потом, для дураков. Все события происходили одновременно!

— Ты уверен?

— Еще как уверен! Книжку прочел! Понимаешь, — горячо зашептал Гена с пола, — если эта теория верна в отношении греков, то и случай с Хорьковым тоже понятен! Все происходит одновременно, понимаешь?

Я не понимал.

— Время не течет, как мы думаем, от далекого прошлого к настоящему, оно сплющено в одном моменте. Если египтян придумали, то почему не придумать лишний выпуск «Вечерней Москвы»? Одну газету выпустили вчера, другую сегодня, но обе датированы сегодняшним числом.

— Подожди. Вчера ведь мы другую газету выпустили. Вчерашняя газета тоже имеется!

— И что? И что из того? Перетрудились? Разучились люди работать, я так считаю! А как, потвоему, Античность создавали? Одновременно с Античностью люди и свою обычную работу выполняли тоже — ее никто не отменял! Они, если хочешь знать, в две смены вкалывали! Люди, если хочешь знать, работали не покладая рук! В девятнадцатом веке такие стройки вели — ахнешь! Одни Суэцкий канал роют, другие Парфенон строят, третьи пирамиды возводят. И все одновременно! Справились! На то, чтобы вазы налепить, у людей времени хватило! Античные статуи наваяли! Неужели на лишний номер твоей газетенки сил не хватит?!

— Ты уверен? — Я даже сомневаться стал.

Если и впрямь нас так развели с греками, то уж «Вечерку» лишнюю напечатать ничего не стоит, это точно. Подумаешь, проблема.

— Уверен! — Гена кричит. — Все доказано!

— Ну, если доказано…

— Тут какая-то мелочь осталась, пустяк, и скоро я все пойму. Отвезешь к историку?

— Подожди, Гена, сейчас поедем, дай только главному фото отнесу. Это все же и его касается.

— Что ж я, не понимаю, что ли, — Гена нахмурился. — Тут ведь не только на Хорькова замахнулись. Тут и на четвертую власть наплевали.