Шрифт:
– Как это?
– А вот так. Я про это как раз недавно повторяла по физике. Черный цвет – это полное отсутствие всякого света. Абсолютное . А такого в природе быть не может.
– А если самая-самая темная ночь?
– Все равно есть проблеск. Хоть какой-то... – Варя сделалась почему-то очень строгой.
– А если... в комнате, где все щели заколочены, и за стеклами ни луны, ни звезд, ни фонарей?
– Даже в самой темной темноте... что-то есть, Винька. Ну, хотя бы цветные пятна, которые в глазах плавают...
“А ведь это хорошо”, – неожиданно подумал Винька. Но тут же и пожалел:
– Значит, никак-никак никогда нельзя увидеть полную черноту?
– Нельзя... Можно только почти полную. Ну, практически не отличимую от полной. Знаешь как? Надо где-нибудь взять пустой шар, выкрашенный черной краской внутри. Или сделанный из чего-нибудь черного. И проковырять в нем маленькое отверстие. И вот то, что увидишь в отверстии, будет почти совершенно черный цвет... Нам учитель Евграф Павлович рассказывал про такой опыт.
– Черный шар... Подожди-ка!
Винька побежал к забору. Отыскал в лебеде мячик. Тугой струйкой выдавил из мячика воду себе на колени, помыл их ладошкой (попутная польза). Мячик опять стал похож на черную шапочку. Винька вернулся к крыльцу, сел, надел резиновую шапочку на скользкое колено, достал из кармана пистончик.
Острые края гильзы Винька вонзил в резину – там, где дырка. Надавил, завертел. Резина сопротивлялась недолго. Винька с чмоканьем выдернул пистончик из мячика. Теперь в резине вместо чуть заметной дырки было аккуратное круглое отверстие. Калибром пять целых и шесть десятых миллиметра. Мячик сквозь отверстие быстро втянул воздух и обрел привычную форму.
– Вот, смотри... Это почти полная чернота, да?
Варя села рядом.
– Да... Ох, Винька, какой ты находчивый!
– А ты как думала!
Они еще поглядели на “черную черноту” в отверстии. Она была... какая-то нездешняя. Круглая дырка – словно глазок в другой мир.
Уж не в эту ли нездешнюю тьму ушел две недели назад Глебка?
“Да нет же, нет, – будто вздохнул он рядом. – Не бойся...”
Винька зябко повел плечами и сплющил мячик. Сунул в карман. Тот задергался там, как живой, карман растопырился. Винька повертел в пальцах пистончик. Забитая резиновыми крошками гильза теперь не могла быть ни присоской, ни свистком.
Винька пошел к поленнице, подобрал рогатку и пульнул из нее пистончиком в небо. Гильза исчезла в синеве, но перед этим успела блеснуть солнечной искрой. Было красиво. Винька нащупал под мячиком еще один пистончик и стрельнул опять. Пустая гильза не только заискрилась, но и засвистела. Это Виньке понравилось еще больше. Он вытащил из кармана третью гильзу. Но... пожалел. Пистончик был последний. Винька присосал его к губе.
Щелкая ногтем по латунной подвеске, Винька вернулся к Варе. Та опять сидела со своей “Физикой”.
– Пойду я. Может, Кудрявая приехала. Она не такая вредная, как некоторые.
– Гуляй, гуляй. Мне надо зубрить.
– Зубри... Ни пуха, ни пера, ни двойки, ни кола!
– К черту... Да ну тебя, экзамен-то еще не завтра.
– Все равно этот ч-черный день наступит, – предсказал Винька.
– Ох, наступит... Брысь...
– А она сдала свой экзамен? – спросила Зинуля, когда Винцент Аркадьевич рассказал Вовке и ей про Варю.
– Сдала. И физику, и другие экзамены. И поступила в институт.
– И стала учительницей?
– Мало того! В десятом классе она учила физике и Виньку Греева. И на выпускном экзамене украдкой помогла ему решить трудную задачу.
– Вообще-то это нехорошо, – лицемерно заметила Зинуля. И Вовка шепотом сказал ей “дура”.
– Хорошо или нет, но Винька был очень благодарен Варваре Михайловне. И благодарен до сих пор... Кстати, потом, после выпуска Варя целый месяц занималась с Винькой, чтобы он смог поступить в железнодорожный институт. Он сдал физику на пятерку и поступил...
– А сейчас эта Варя... Варвара Михайловна, она... где? – осторожно спросил Вовка. Наверно думал: “Жива ли?”
– Сейчас она на пенсии. Живет в Петербурге у сына. Он художник...
Дух Тьмы пахнет резиной
Изгородь, окружавшая хуторок Зуевых, была высокая. Винька забрался по ней, как по лесенке, лег животом на верхнюю жердину.
– Эй, Кудрявая!
Она сидела на качелях, привязанных к балке, которая торчала далеко из-под крыши. Заулыбалась: