– Во-первых я не всю жизнь в одном городе провел, бывало всякое. Иногда такое, что лучше бы и не надо... А во-вторых, самое интересное в жизни не путешествия и приключения, а люди. А всяких людей я встречал столько, что на сто книг хватило бы...

– Они были знаменитые?

– Они были... всякие. Кто тебе сказал, что интересны только знаменитости? Мама?

– Ничуть не мама... Сама подумала... Ой, смотри, коты дерутся на крыше!

– Где? – Винцент Аркадьевич с живостью приткнулся к Зинуле.

– Вон, на сарае...

Рыжий и серый коты короткими ударами лупили друг друга по усатым мордам. Потом сплелись в клубок и покатились по шиферной крыше. Сорвутся? Нет, на краю коты расцепились, отскочили друг от друга, вздыбили спины и распушили хвосты.

– Как на ладони, – с удовольствием заметил Винцент Аркадьевич. – А ведь простым глазом и не разглядишь: где это?

– Деда, а он во сколько раз увеличивает?

– В сорок... Только не увеличивает, а приближает. И не он, а она. Это же подзорная труба.

– А я думала – телескоп...

– Ну... да. Она может служить и телескопом. Собственно говоря, я исходил как раз из этих соображений, когда покупал... Вообще-то такие трубы раньше использовались в стрелковых тирах, чтобы издалека наблюдать попадания в мишени... Но разглядывать кратеры на Луне и спутники Юпитера в нее тоже можно...

Винцент Аркадьевич говорил с увлечением. Но не стал добавлять, что и земную жизнь разглядывать в сорокакратном приближении ему тоже нравится.

Нравится смотреть, как по дальней насыпи бегут милые сердцу грузовые составы, резвые зеленые электрички и разноцветные экспрессы. Как в сквере позади старого закрытого кинотеатра мальчишки гоняют пятнистый мяч. Как в просвете между кирпичными домами блестит кусочек реки и по нему проскакивают юркие катера. И как в стеклянной кабине, вознесенной высоко над тополями, юная крановщица в желтой косынке двигает рычагами (кажется, что она в пяти метрах от тебя)... Нравится читать объявления, приклеенные к ярко-синему павильончику автобусной остановки, который недавно поставили в соседнем квартале. Ну и многое другое. Вообще всякую жизнь...

Длиный девятиэтажный дом, в котором жил Винцент Аркадьевич, занимал полквартала на Тобольской улице. Другая сторона улицы была одноэтажная – с бревенчатыми домами, палисадниками и лавочками у калиток. Позади косых заборов зеленели обширные огороды. Улица тянулась по верху пологого склона, и вид из окон пятого этажа открывался просторный.

За огородами виден был громадный пустырь. Среди репейных джунглей и чертополоха торчали бетонные балки, валялись треснувшие панельные плиты и ржавела брошенная стрела подъемного крана. Когда-то городские власти надумали строить там новый квартал. Сил и денег, однако, хватило только, чтобы вырыть два котлована для подвалов.

Теперь котлованы превратились в покрытые ряской пруды, а среди строительного мусора паслись козы и бродили вольнолюбивые коты. Они, наверно, воображали себя рысями и леопардами. Впрочем, на коз коты не нападали, зато часто дрались друг с другом.

Иногда на пустыре играли в индейцев мальчишки.

За пустырем виднелись дома улицы Стахановской. Двухэтажные, обшитые почерневшими досками строения с квадратными окнами и деревянными балкончиками. Построены они были в давние времена, которые назывались “эпоха первых пятилеток”. Давно следовало их снести и дать жильцам нормальные квартиры. Но на это у городского начальства, конечно, тоже не было денег.

За крышами синел дымчатый лесной горизонт.

Винцент Аркадьевич поводил трубой по зубчатой кромке елового леса. Потом поймал в объектив маневровый тепловоз, неторопливо катившийся по далекой насыпи. Далекой – это когда смотришь просто так. А если в трубу, насыпь – вот она. Различим каждый стребелек на откосе, каждый цветущий одуванчик. А в открытом окне кабины виден усатый седой машинист и рядом, под локтем у него, лопоухий пацаненок в полосатой майке.

Винцент Аркадьевич привычно вздохнул. Конечно, хорошо, что есть внучка Зиночка (родная и любимая, несмотря на все вредности). Но жаль, что Клавдия не догадалась родить заодно и мальчишку. Могла бы постараться. Вон у Максима Гавриловича Ступки невестка принесла из роддома аж целую тройню! И все пацаны...

Винцент Аркадьевич вздохнул еще разок и повел трубою вниз, на пустырь. Там наскакивал на мирных коз бестолковый клочкастый щенок. Козы лениво мотали рогами и по-лошадиному отбрыкивались от дурня задними ногами. Щенок наконец обиделся и ушел...

– Деда, а на Луну ты дашь мне посмотреть? – напомнила о себе Зинуля.

– Луна будет вечером.

– Иногда она бывает и днем.

– Да, – сдержанно согласился дед. – Но в эти дни она восходит после восьми часов вечера, на востоке. Сейчас полнолуние...

– Деда... я тебе надоела, да?

– Ну что ты такое говоришь, – устыдился своей сухости Винцент Аркадьевич. – Просто я... гляжу в окуляр и в это же время думаю о своей работе. Поэтому неразговорчивый...

– А в эту трубу можно открыть новую звезду? Или они уже все открыты?

– М-м... не знаю. Я ведь не астроном... Наверно, можно открыть. Какую-нибудь сверхновую...

– Как это “сверх”?

– Бывает, что в небе зажигается новая звезда, которой вчера еще никто не видел. Где то в космосе была она совсем маленькая, даже для телескопов неразличимая, а потом вдруг разгорелась, взорвалась ослепительным светом. И кто ее первый увидит – тому честь и слава...