— И пусть повторяет. Хоть разомнусь. Давно никому голов не рубила!

— Да ты и министерским наймитам ничего не отрубишь. Пожалеешь убогих. После появления ручных огнестрелов искусство фехтования в Интарии хиреет… и это притом, что ни одной приличной Школы Боя здесь отродясь не бывало.

— М-да. Печально слышать. А что здесь вообще было приличного, если и бойцы тут — не бойцы, и лорхи — скорее могучие зазнайки, чем искусные мастера?

— Не знаю. У меня давно сложилось ощущение, что этот мир не вполне настоящий. Словно здешний демиург сработал небрежно. Или…

— Что — или?

— Или это никакая не небрежность, а сознательное ограничение. — Заявил Устэр особенным тоном, который я про себя называю "истина где-то рядом!". — Стилизация. Некто желал получить идиллию, но вместо резких граней глубокой реальности, как на родине Анжи, предпочёл едва заметные переходы на отмелях и болотах. Риллоан подчёркнуто красив, но вместе с тем слегка упрощён. И это самое "слегка" давит на здешних людей. Причём ни тупицы, ни середнячки абсолютно ничего не ощущают, а вот умникам быть умными не так-то просто. Настоящие таланты — редкость. Что же до гениев, то их здесь просто нет. Ни одного за всю писаную историю!

— Мрачная картина.

— Зато русло истории не имеет крутых поворотов. Не имело. Пока я со своими летучими судами не подправил баланс сил. И то… знаешь, насколько сложно оказалось набирать здесь сообразительных парней в судовые команды? Приходится нагло сманивать: все подходящие по требованиям уже неплохо пристроены.

— Ты это проверял?

Разумеется, я говорила не только о наличии потенциальных сотрудников, свободных и сообразительных. И Устэр меня понял:

— Нет. Ничего я не проверял. Вообще, пока ты не появилась, я словно спал. Не задавался такими вот абстрактными вопросами… просто жил. Двигал карьеру, изобретал, пробивал, убеждал… а ты сама как, не чувствуешь ничего подозрительного в этом плане? Тебя местный, так сказать, эфир не… подтормаживает?

— Нет. Не чувствую. По крайней мере, пока. Хотя заметить такое торможение, должно быть, непросто. А может, для проявления эффекта отупления нужно какое-то время?

— Может, и так…

Я повертела высказанную гипотезу на изгиб и растяжение.

— Знаешь, ученик, мне это не нравится. Но это, увы, логично. Если есть континуумы с ограничением глубины доступного пси, должны быть и такие вот миры… с ограничителем на сложность мышления. Или, — медленно добавила я, — даже не ограничителем…

— А чем тогда?

— Лекалом. Тем, что задаёт мыслительной активности определённый… профиль. Образец. Направление. Сейчас я вспоминаю приём, и просто диву даюсь: ведь ни одного безвкусного костюма! Ни одного по-настоящему вульгарного украшения! Даже жесты… всё красиво. Гармонично. Так безотчётно выверено, словно тут каждый посещал танцмейстера.

— Я устраивал приём не для забойщиков скота и не для плотогонов. Очень может быть, что среди присутствовавших действительно не было таких, кто не посещал уроки танцев.

— И все оказались способными учениками? Но ладно. Скажи: а горожанки тоже брали соответствующие уроки? А уличные мальчишки?

— Твоя правда. Клянусь Светом! Где были мои глаза все эти годы? Ведь я ни разу не видел здесь даже НИ ОДНОЙ СУТУЛОЙ СПИНЫ!

— Трудно заметить то, чего не хватает в привычной картине.

— Эйрас, это не оправдание. Это просто…

— Это просто свойство Риллоана. Уж не думаешь ли ты, что способен игнорировать правила, установленные демиургами? И не забудь, что тебе было гораздо сложнее смотреть на этот мир со стороны. Ты ведь пользовался искусством воплощений.

— А ты появилась "на маяк". Точно. Значит, и здесь можно думать по-настоящему!

— Конечно. Правила демиургов нельзя игнорировать, но их можно обходить. Как любые правила вообще. Тебе ли не знать?

— Послушай, — сказал Устэр решительно, — а призови-ка меня "на маяк". Я тоже хочу посмотреть на ставшее привычным со стороны!

— Ты уверен, что хочешь этого прямо сейчас?

— А чего тянуть? У тебя есть куча моего барахла для использования в качестве якорей. Весь особняк, не говоря уже о лаборатории!

Я напомнила:

— Кровь — наилучший якорь.

— Да пожалуйста!

Устэр подхватил со столика пустой бокал, коротким бытовым заклинанием очистил его от засохших остатков вина, взрезал "призрачным лезвием" мякоть левой ладони и нацедил в бокал пару глотков крови.

— Держи. Я пошёл.

После чего исчез из Риллоана с отработанной лёгкостью.

Отработанной? "У нас", на Больших Равнинах, прошло чуть больше месяца, но здесь для него пролетело шесть лет…

Для членов Группы, к каковым Устэр теперь относится тоже, время и растяжимо, и относительно. Шесть лет могли обернуться хоть считанными минутами, хоть мелькающими мимо столетиями, стоило немного подправить граничные условия воплощения.