Шрифт:
— О боже! — воскликнула Джудит еле слышно. — Боже мой!
— Пока я не могу сообщить ничего определенного, но сейчас я работаю над одной версией, которая может вывести нас на правильный путь. — Я замолчал, дав ей время оправиться от потрясения. — Вам что-нибудь говорит имя Виктор Контини?
— Это отец адвоката Джорджа Брайана Контини.
— Вы с ним когда-нибудь встречались?
— Нет, никогда.
— А Джордж?
— Насколько я помню, он никогда мне о нем не говорил. — Она в замешательстве посмотрела на меня: — Виктор Контини имеет отношение к преступному миру?
Я кивнул.
— Он один из худших гангстеров нашего города.
Джудит всматривалась в мое лицо, надеясь увидеть на нем улыбку, как знак того, что это была только шутка. Но выражение моего лица не изменилось. Она прошептала:
— Я не могу поверить. Все это нереально.
Я не стал ее убеждать или утешать. Сказать ей, что все скоро уладится, было бы враньем, а я не люблю ложных обещаний. К сожалению, это было реальностью, и могло произойти все что угодно.
— Расскажите мне о финансовом положении Джорджа, — попросил я. — Тратит ли он больше, чем зарабатывает?
— Нет, совсем наоборот. У него больше денег, чем он может потратить. Книга принесла очень большую прибыль, и мы ожидаем новых поступлений с этой стороны. Еще он проводит конференции в специализированных кругах и продолжает получать зарплату от «Американз». Он подписал долгосрочный контракт еще до катастрофы.
— Я знаю. На восемь лет.
— Этих денег более чем достаточно. Большинство людей и за всю жизнь не зарабатывают столько.
— Двести пятьдесят тысяч в год, так?
— Не совсем, но вы близки к истине.
— А Чарльз Лайт? Его, должно быть, не слишком радует перспектива терять такие деньги каждый год, ничего не получая взамен?
— Да, ему это не нравится, но он связан контрактом. В первое время он пытался заключить полюбовное соглашение на раздел этих денег, но Джордж не хотел отказываться от своей доли, и Лайту пришлось уступить.
— За исключением Лайта кто может иметь зуб на Джорджа?
— Я уверена, что очень многие ненавидят его. Он очень сильная личность, а это не нравится людям. Но это не значит, что они хотят его смерти.
— А Уильям Брилль?
На мгновение она застыла.
— Невозможно, Брилль не тот человек. Во-первых, он ненавидит саму идею насилия. И слишком боится Джорджа, чтобы замыслить нечто подобное.
Она говорила резким, язвительным тоном, как бы желая прогнать эту мысль из моей головы и вычеркнуть Брилля из этой истории. Я спросил себя, зачем ей это нужно.
— Последний штрих, — сказал я. — Объяснял ли вам Джордж, почему в ночь катастрофы он ехал по маленькой проселочной дороге, а не по шоссе?
Мой вопрос привел ее в полную растерянность. Она совершенно не представляла, что я имею в виду.
— Господи, какая разница, по какой дороге он ехал?
— Это довольно странно, а я должен разобраться с любой деталью, выпадающей из общей схемы.
— Но какая связь между несчастным случаем, произошедшим пять лет назад, и тем, что случилось сегодня?
— Не знаю, — ответил я, — это я и пытаюсь узнать.
Джудит Чепмэн, погрузившись в свои мысли, покачивала головой, видимо, начиная вникать в сложности этого дела.
— Бедный Джордж, — пробормотала она почти про себя, — бедный Джордж.
Я спросил:
— Могу ли я как-то связаться с вами? Я позвоню вам, если узнаю что-либо интересное.
— Да, я буду у себя. А если меня вдруг не окажется дома, вы всегда можете записать сообщение на автоответчик.
Она поднялась, собираясь уходить. Я вдруг осознал, что мне нравится в ней абсолютно все — лицо, одежда, манеры, движения. Ее одежда не выглядела на ней доспехами, как на большинстве женщин. Напротив, она напоминала, что внутри находится живое теплое тело. Ей не нужно было выставлять свое тело напоказ, чтобы стать более соблазнительной и желанной. Я никогда не встречал подобных женщин. Мы уже собирались направится к лифту, как вдруг она обернулась и посмотрела на девять «Вавилонских башен», украшавших стены моей конторы.
— У вас оригинальный дизайн.
— Я не из тех людей, которые любят разнообразие. Когда я нахожу вещь, которая мне очень нравится, я сразу к ней привязываюсь.
Мы словно говорили как бы на зашифрованном языке — самая банальная реплика обладала двойным значением, была скрытым признанием. Джудит удивленно улыбнулась. Она не ошиблась — я только что сделал ей комплимент. Я убедился, что мы передаем мысли на одной волне, и почувствовал себя счастливым. В молчании мы дождались лифта. Когда лифт приехал, она накрыла мою руку своей и сказала: