Катька так жрала листья, что Валька не успевал лазать за ними на дерево. Ну, а если дать ей еще и желудей, то с ней делалось что-то странное. Она, наверно, начинала воображать, что очень красива, — кривлялась, бежала боком, подрыгивала задними ногами, хотела забодать дерево. Семен Сергеевич сказал, что от желудей животные хмелеют.

Ничего этого Валька даже и не собирался говорить Варваре Ивановне, но она сама что-то заподозрила, вдруг, как будто совершенно между прочим, спросила:

— Ты что это за слова из лесу носишь?

Валька страшно разозлился, но не стал грубить.

— Я их выдумываю сам! — И для большей убедительности добавил: — Потому у меня так часто голова болит.

— И верно, — вздохнула старуха. — Оттого и болит, родимай. Поменьше бы выдумывал.

Через несколько дней, когда Валька, напившись чаю, в самом лучшем настроении выходил из-за стола со словами: «Наполеон дурак, бросил свою армию, сел в карету и уехал», — старуха подскочила на месте и стала мелко и часто креститься.

— Что с вами, Варвара Ивановна? — попробовал Валька успокоить бабушку. — Да что вы! Он просто думал, что горят мосты…

— Замолчи!.. И все ты врешь, окаянный!

У Вальки сразу испортилось настроение. Он решил посоветоваться с Семеном Сергеевичем, что делать с бабушкой.

А бабка стала «темна, как мать сыра земля». Она сама про себя так говорила, когда пугалась чего-нибудь. Она накинула черный платок на голову и, хлопнув дверью, вышла. Валька подумал: «Пошла жаловаться Ксюше. И пускай жалуется: Ксюша не дура, не поверит, что я все вру. Вру совсем немного, и то только ей, Варваре Ивановне, потому что сама заставляет».

Перед вечером, таясь за деревьями, старуха искала по лесу внука.

Нашла не скоро, а как увидела — подивилась: по просеке шел высоченный старик с бородой. Переодень его — чистый дьякон; рядом с ним степенно вышагивал окаянный ее внук, позади трусила Катька.

Старик говорил. Валька слушал, задрав голову; иногда сам тоже что-то говорил.

Старуха постояла, подумала и не стала окликать внука.

А вечером за чаем начала:

— С кем это ты время провожаешь?.. Или мы татарииы и сказать нам нельзя?!

Валька смело посмотрел на бабушку. «Никогда, — решил он, — ничего не скажу про Семена Сергеевича; не узнают они, что он дачник».

Валька сощурился и тут же придумал ответ:

— Командированный.

— Ври поболе, — тоже сощурясь, буркнула бабка.

— Я не виноват, если вы не верите. Его послали сюда обозревать окрестности — понятно?

— Понятно, родимай, понятно, — плаксивым голосом отозвалась бабка, а у самой глаза стали такие, как у Пелагеи, когда она сует руку под матрац и не сразу находит там свою сумочку.

Как ни странно, после этого случая старуха оставила внука в покое: «Какой есть — такой пусть и есть, славь те богу, не воруе»,

Валька понял это по-своему: он решил, что отстоял право иметь своих знакомых, и гордился этим. Еще бы! Такой серьезный человек каждый день приходит, и не просто так, а чтобы повидаться с ним, с Валькой! Руку ему подает, как равному, а главное — говорит с ним о таких вещах, которые не то что Варваре Ивановне, во всем поселке никому и не снились!

Встречались они на поляне у поваленной березы.

Чем дальше, тем напряженнее поджидал Валька Семена Сергеевича, а увидев, мчался навстречу, предвкушая радость рукопожатия.

В один из дней Семен Сергеевич не пришел. Встревоженный Валька ругал себя, что до сих пор не узнал, где живет учитель. А вдруг человек заболел, и лежит один, и даже некому пойти в аптеку за лекарством? Вечером Валька расспросил соседей. Никто не знал такого человека. Ксюша сказала, что он, скорее всего, живет около станции. «Городские всегда поближе к копоти поселяются, — иронически пояснила она, — чтобы по два раза на дню в город ездить».

На третий день Семен Сергеевич появился в обычное свое время. Валька еще издали закричал:

— Вы уже совсем поправились? Что с вами было?

— Ровным счетом ничего, — удивился Семен Сергеевич. — Почему ты решил, что я хвораю?

— Потому что вы не пришли вчера и позавчера…

— Ааа, да-да-да… верно, не пришел. А собственно, почему я должен был прийти?

Валька низко опустил голову.

— Видишь ли, — продолжал Семен Сергеевич, ничего не замечая, — у моей хозяйки есть два мальчика. Один малыш. Другой примерно твоих лет. Да. И, надо тебе сказать, растут они без отца…