— А почему бы нам не походить голыми несколько дней? — вдруг предложила Кенда с коварной улыбкой. — Тогда и зад станет в тон всему твоему телу… разве это будет не замечательно?

Джон на какой-то момент задумался и ответил несколько растерянно:

— Да, давай, пожалуй, так и сделаем… Только не знаю, будет ли мне удобно бегать целый день голым… Сомневаюсь, что у меня отсутствует чувство стыда, как у тебя, нудистка.

Кенда принялась натирать кремом его спину. День уже подходил к концу. Глядя на золотистые отблески заката, она задумчиво сказала:

— Какой же это был прекрасный день!

— Да, — со страстной убежденностью ответил Джон. — Самый прекрасный в моей жизни.

Гордая улыбка мелькнула на ее лице.

— Ты и в самом деле так считаешь, Джон? Самый прекрасный?

Он повернулся и обнял ее.

— Да! Именно так. Этот день зарядил меня энергией на весь остаток жизни.

Она отбросила волосы с его лба.

— Я уж почти и не помню, какой была моя жизнь до тебя, и не могу представить будущее без тебя. Ты — моя жизнь, Джон. Ты — весь мой мир.

Вечером они накрыли стол на палубе и прекрасно поужинали. Были рыба, хлеб из теста, замешанного на морской воде, печеная картошка и фруктовый салат. Они разрезали пирог, который прошлой ночью испек Джон. Океан словно замер, а абсолютная тишина, окружавшая их, навевала умиротворение.

Джон смахнул крошки пирога с губ.

— Я сверил наш курс, сегодня мы прошли всего тридцать миль. При такой скорости мой зад быстро сравняется по колеру со всем телом, — усмехнулся он и положил кусочек пирога прямо в рот Кенде. — Но если от солнца пострадает мое мужское достоинство, я сделаю то, что и подобает делать любому порядочному мужу, — обвиню в этом тебя и подам в суд.

— Ничего, не обгоришь, — успокоила его Кенда.

Джон рассмеялся.

— А ты знаешь, моя дорогая, что из тебя вышел бы азартный игрок в покер? Ты уверенно рассуждаешь о вещах, в которых я гораздо более осведомлен и в которых сама ты совершенно ничего не смыслишь. Разве ты не заметила, что наше строение кое-чем отличается от вашего?

— Заметила! — съехидничала она в ответ, — у тебя, например, маленькие груди.

Кенда никогда в жизни не чувствовала себя в большей безопасности, чем той ночью, лежа в объятиях Джона. Она потеснее прижалась к нему, слыша, как бьется его сердце, и заснула с этим божественным чувством полной защищенности.

Когда она проснулась утром, Джон сидел на полу рядом с кроватью и смотрел на нее. Заметив, что она открыла глаза, он улыбнулся.

Кенда протянула ему руку.

Он сжал ее ладонь, поднялся с пола, лег рядом с ней, привлекая ее все ближе и ближе к себе.

Она с неистовым желанием ответила на его прикосновение, страстно отвечая на его поцелуи, лаская его тело, пока наконец не оказалась на спине и он не распростерся на ней. Все было тихо и прекрасно, и в самой высшей точке страсти он прошептал ей в ухо:

— С добрым утром, милая…

В течение десяти дней после свадьбы "Бьюти" плыла по спокойному океану, но затем он опять взволновался, и плавание вернулось в свое привычное русло: крутые гребни волн, брызги соленой воды на палубу и в лицо… Кенда больше не боялась конца путешествия — ведь уже не будет прощания с Джоном и безбрежного океана между Лос-Анджелесом и Гонолулу, разделяющего их… Будущее представлялось таким захватывающе прекрасным и счастливым, что она с радостью ждала возвращения на материк. Совсем недавно она и подумать не смела, что покинет яхту уже в качестве жены Джона Тэйлора!

За восхитительные дни, прошедшие со времени их свадьбы с Джоном, она узнала и другую сторону его натуры, которую он раньше тщательно скрывал "от нее. Из их разговоров она узнала, насколько сведущим он был в мире строительного бизнеса. Казалось, он знал вообще все об архитектуре и строительстве! Джон был, наконец, просто очень культурным человеком, имел большие познания и в других областях: в искусстве, музыке, литературе; любил театр. Он был несомненно счастлив обсуждать с ней свои увлечения и занятия, она это видела.

Потом наступало время, когда супружеское общение переходило на другой язык — становилось диалогом тел, переносящим их в мир страсти, возвращаясь из которого, они, обессиленные, успокоенные, лежали, тесно прижавшись друг к другу, и засыпали. Она обожала его, знала, что и он любит ее, и это взаимное чувство было самым прекрасным из всего, что только она могла себе представить, мечтая о будущем.

Каждый вечер после ужина при свете фонаря, иногда за чашкой кофе, они долго и задушевно беседовали, много и беспричинно смеялись… Кенде нравилось сидеть прижавшись к мужу, когда свежий ветерок ласкал ее лицо. Иногда после того, как Джон уже засыпал, она долго лежала с открытыми глазами на узкой койке и заново переживала каждый момент прошедшего дня, каждое слово, каждую мимолетную улыбку, каждую шутку Джона…