Люси теперь раскаивалась в том, что игнорировала уроки живописи и не слушалась гувернанток, которых нанимал для нее Генри. Ей следовало, не теряя времени, хоть чему-нибудь научиться у них.

Стоявший у нее за спиной Джереми заглядывал ей через плечо и красноречиво молчал. Люси рисовала акварелью уже целый час. За это время на листе бумаги, прикрепленном к мольберту, образовалось большое пятно, похожее на грязную лужу.

Люси хотела изобразить стоявший вдали дуб в осеннем пестром убранстве. Его оранжево-красная крона четко выделялась на фоне синего неба. Люси сначала покрыла лист бумаги яркой синей краской. У нее получилось великолепное небо. Чистое, безоблачное. Его нельзя было сравнивать с каким-то там подносом для чая, предметом презренной утвари, пусть даже и искусно расписанным.

А затем Люси обмакнула кисточку в оранжевую краску. Однако когда она сделала мазок, изображавший ветку, поверх еще влажного неба, то он вышел у нее не оранжевым, а коричневым. Более того, мазок расплылся, потек по бумаге и превратился в грязный ручеек. Чем больше Люси старалась исправить положение, тем хуже выглядел ее пейзаж. В конце концов акварель превратилась в грязную мазню.

— Слышишь? Не смей меня критиковать! — снова процедила сквозь зубы Люси, обращаясь к Джереми. — Не дерзи мне!

Он склонился к ней, словно внимательно вглядывался в акварель. Люси почему-то охватило волнение. Джереми нависал над ней, как скала. Его широкоплечая фигура загораживала солнце. Люси вдруг захотелось сжаться в комочек или… прижаться к Джереми.

— Я никогда не отличался дерзостью, — пробасил он. Его низкий голос отдавался в глубине души Люси, и это обстоятельство удивило ее. Удивило и не понравилось. — И тебе не советую быть дерзкой. Дерзость чревата бедами. Во всяком случае, когда рисуешь акварелью, надо действовать мягче и тоньше.

Люси вскинула на него глаза. Их лица почти соприкасались. Люси не могла понять выражение, с которым Джереми смотрел на нее. Она видела лишь черные волосы, падавшие на высокий лоб, чувственные губы, массивную, квадратную челюсть, синие дерзкие глаза.

Люси захлопнула коробку с красками. Этот уравновешенный, умеющий держать себя в руках человек был невыносим! Что он понимает в акварелях?!

— Ты ведешь себя неправильно, — продолжал Джереми спокойным тоном. — Шелковое платье, акварель… Ты действительно считаешь, что этим можно зацепить Тоби?

— Но ведь она же сумела, — сказала Люси, мотнув головой в сторону Софии, которая сидела чуть поодаль на берегу.

На ее рисунке была изображена река со склоненными ивами. Все детали были прорисованы с большой тщательностью и мастерством.

— Скорее всего не только этим, — возразил Джереми.

— Ты плохой советчик в том, что касается любви. Даже не женат. В твои-то годы!

— Все дело в том, что я и не горю желанием жениться. Люси сардонически рассмеялась:

— О, понятно! Холостяцкая жизнь — это твой выбор. И он никак не связан с тем, что тебе просто недостает обаяния.

— И это я слышу от девчонки, для которой романтика заключается в свисте охотничьих пуль над головой!

— Не тебе говорить о стрельбе! В этом деле ты худший среди нас! Но ты, наверное, мажешь потому, что не желаешь убивать фазанов, да?

Лицо Джереми вдруг странным образом исказилось. Люси впервые видела его в таком волнении. Однако он быстро взял себя в руки.

— Думай что хочешь, — сказал он и выпрямился. — И поступай, как тебе будет угодно. Твои романы меня не касаются.

С этими словами он резко повернулся и направился к джентльменам. Люси едва сдержалась, чтобы не швырнуть в него коробку с красками. Она не промахнулась бы! В отличие от Джереми Люси всегда попадала в цель.

Ее мстительные мысли прервала София:

— Вы уже закончили, мисс Уолтем? Можно взглянуть?

— Конечно, — сказала Люси, все еще кипя от злости.

Она сорвала лист бумаги с мольберта, к которому он был прикреплен кнопками, и подняла вверх, держа за край двумя пальцами. А затем разжала их. Порыв ветра подхватил лист бумаги и отнес его к реке. Через мгновение он оказался в воде.

— Какая жалость! — с притворным сожалением воскликнула Люси. — Ну, ничего, я как-нибудь попробую еще. При случае. Мне это не составляет никакого труда!

Однако в душе она твердо решила впредь никогда не прикасаться к кистям и краскам. Чтобы ее больше не донимали с живописью, Люси сложила мольберт.

София вернулась на свое место и снова взялась за кисть. Мелкими точными мазками она принялась дорабатывать рисунок, стараясь точнее передать светотени. Китти, сославшись на жаркое солнце, сидела одна в тени раскидистого бука в некотором отдалении от всех. Марианна осталась дома. У маленькой Бет болел животик, и мать не могла бросить ее. Да и вообще жена брата постоянно торчала в детской.