— Одежду поменять на сухую и теплую и накормить ребенка!

Мать бросилась к дочке, а я, подхватив Искима под локоток, пошел вместе к выходу, так как крики толпы приняли уже слишком угрожающий оттенок. Как бы дом не вздумали поджечь, подумал я. Когда мы вышли из дома, в наступивших сумерках было видно, что возле двора собралась почти вся деревня. Чуть больше ста человек находились перед заборчиком, а впереди, как предводитель, стоя лицом к войску, разрывалась бабка:

— Не дадим чужаку хозяйничать в нашей деревне! — выкрикивала Ёжка лозунги.

— Не дадим! Не дадим! — поддерживала толпа.

— Защитим наших детей от пришлых злодеев! — не унималась бабка.

— Защитим! Да! — гремела толпа на разные голоса.

Мы тихонько вышли из калитки. Иским остановился рядом с ней, а я пошел вперед, чувствуя, как знакомое чувство ярости пробуждается в глубине души. Тихонько став прямо позади бабки, я скрестил руки на груди и с ожиданием уставился на толпу. Видимо все-таки в моем взгляде промелькнуло нечто такое, от чего люди стали затихать и неосознанно стараться спрятаться друг за друга. А бабка ничего не замечала и не унималась.

— Не дадим шарлатану наживаться на чужом горе!

И тишина была ей в ответ. Последний лозунг вовсе вывел меня из себя. Нет, я не достал клинок и не прирезал надоедливое существо. Я просто вытянул вперед руки, одной оттянув средний палец на второй и... отвесил бабке отменную лычку, да так, что аж эхо пошло гулять по деревне! Бабка рухнула на землю, как подкошенная, обхватив руками затылок, а я обратился к толпе:

— Чего стоим, чего хотим? Говорите, я слушаю! — и опять невозмутимо скрестил руки на груди.

— Ты... это... не наживайся на чужом горе! Вот... — смущенно выдавил из себя мужик, который с вилами стоял впереди.

— Я и не наживаюсь, — спокойно ответил я. — Еще претензии будут?

Толпа молчала. Лишь бабка у моих ног завозилась и пискнула:

— Шарлатан...

Это уже переполнило чашу моего терпения. Внутри меня загорелся огонь ярости, но я не стал выпускать его наружу, а только твердым голосом обратился к толпе:

— Я не шарлатан. Я путник, утомленный долгой дорогой. Иским любезно согласился приютить меня на ночь и с рассветом я бы просто ушел дальше. Но меня просто поразило то, что произошло в доме гостеприимного хозяина! А увидел я, как некая лживая дрянь (тут я пнул сапогом бабку) пришла лечить его ребенка, ничем не помогла, но начала требовать деньги за свою работу. Видя такую несправедливость, я просто выгнал нахалку из дома и предупредил, чтобы она больше не смела никого обманывать. И теперь я вижу, что эта негодница пошла искать защиты, вводя в заблуждение вас, честных и порядочных жителей деревни? Так ведь?

Я оглядел взглядом толпу. Та молчала, лишь редкие приглушенные голоса раздались в задних рядах. Но зато бабка вскочила на ноги и угрожающе крикнула:

— Не так все было!

— Ах, не так? — изобразил удивления я. — Так давайте спросим уважаемого Искима! — я указал на все еще стоящего у забора хозяина.

Иским бросил, наконец, подпирать ограждение и подошел ко мне. Среди жителей раздались крики:

— Давай Иским, расскажи, как дело было!

— Говори, староста!

Так он еще и староста, вот повезло мне! Есть возможность решить дело миром, а не прорываться с боем сквозь толпу. Конечно, для меня это плевое дело, да и клинки мастера висят за спиной, но... Просто не хочется мне резать обычных людей, так ловко одураченных опытной мошенницей.

Иским немного помялся и начал рассказ.

— Вернулся сегодня я с соседней деревни, где брата навещал, и узнал от жены, что наша Линочка тяжко захворала. Расстроился я, понятное дело, но стал дожидаться бабку Яжину, чтобы та помогла и вылечила девочку. Но бабка, вместо того, чтобы лечить, даже не посмотрела толком на ребенка, а сразу сказала, что надежды нет! — староста все больше распалялся. — Эта гадина сказала, что её вылечить нельзя, а только лишь еще больше продлить страдания! И за это она потребовала с меня одну серебрушку!

Толпа при этом охнула, видимо, здесь это были большие деньги. А староста продолжал:

— Хорошо, что я взял в попутчики вот этого парня, который оказался превосходным лекарем. Он вытолкал Яжину взашей и легко вылечил мою дочку!

Толпа удивленно загомонила, а я подумал, что завтра нужно уходить еще до восхода солнца, потому что быть лекарем в этой деревне мне не улыбается совершенно. Запас лимэля у меня не бесконечен, а кто его знает, когда я сварю новый. Тем более что еще и эльфы на пятки наступают. Осталось дня три-четыре до того, как меня обнаружит следующая поисковая группа (она же карательная). Вряд ли эти упертые старейшины откажутся от мысли рассчитаться со мной. Тем временем жители уже поменяли свои намерения и больше не смотрели угрожающе на нас, вместо этого уставившись на бабку. Та почувствовала себя неуверенно, но продолжила обвинять меня:

— Я знахарка, а это обманщик! Я лечу всю деревню!...

— Неужели? — я не дал ей закончить. — И скольких ты вылечила?

— Многих!

— Небось, только тех, кто сам поправился, несмотря на все твои усилия? — с сомнением спросил я. — Ответьте мне, жители деревни, кого из вас она действительно спасла от болезни?

В толпе начались перешептывания, наконец, один мужик вышел вперед и заявил:

— Ну, меня она вроде как лечила...

— От чего?

— Да насморк меня замучил, так она мне травку дала какую-то, что за день он прошел... Правда я после той травки так желудком маялся...