Шрифт:
— Тогда до свидания, — сказал я.
Когда я открыл дверь, сэр Арчибальд робко прошептал:
— Вы не хотите ее увидеть? Она просила меня об этом. Она в своей комнате рядом… никто не узнает. Вы можете пройти к ней отсюда через ванную комнату.
Я вышел, не ответив, и хлопнул дверью.
XVIII
Я закончил ночь в матросском баре.
Несомненно, один из матросов неловкой рукой нацарапал мне адрес, который я обнаружил на следующий день в своем кармане на смятом клочке бумаги.
После некоторых усилий я вспомнил, что он указывал курильню опиума в китайском городе. Я тут же решил туда отправиться.
Поколебавшись какое-то время, я принял в некотором роде фатальное решение и кинулся в места, находившиеся в противоположной стороне той, где я был накануне. Как контраст „Астор-хаусу" и его голубятне, мне требовался кабак, притон.
Опиум в этом желании не был основным элементом. Я мог найти наркотики, и лучшего качества, в самых изысканных домах. Но я искал, главным образом, убежища в норе, где собирается для забвения и счастья самый бедный и грязный человеческий скот.
Было около полудня, когда я проходил по холлу клуба.
— Здесь одна дама, она ждет вас уже два часа, — сказал мне посыльный. — Она не захотела, чтобы я вас разбудил.
— Я встречусь с ней в другой раз, — ответил я в страстном нетерпении добраться до приюта полумертвеца.
Но, обернувшись, я увидел Флоранс.
Не дав мне прийти в себя от удивления, она спросила:
— Почему ты отказался зайти ко мне? Ты пошел на встречу с этой женщиной?
Я не узнавал ни лица Флоранс, ни ее голоса, или, вернее, я вновь увидел в ней человека, которого встретил в самом начале, но которого заставила забыть ее любовь ко мне.
Да, этот упрямый взгляд, отсутствующий, непреклонный, эта интонация, суровая и жестокая, эта дикая воля дойти до конца любой ценой — ценой смерти старого изнуренного человека — метиска вновь предстала передо мной с таким лицом.
Внезапно, сам того не желая, не ведая, я вызвал у этой дикарки всех дьяволов ревности. Они соответствовали ее страсти. Я почувствовал это и испугался.
В то время, когда никакая драка, ни самая опасная, ни самая позорная, не пугала меня, я приходил в ужас от публичной сцены с женщиной, если только не был пьян. Ничто не казалось мне более опасным. Я не знал, что ответить, что делать… ощущение, что я смешон и отвратителен, угнетало меня.
Пользуясь моим смятением, Флоранс продолжала на более высоких нотах:
— И теперь ты снова идешь к ней?
Мне надо было что-то сказать, сделать какой-нибудь обуздывающий жест, сразу прекратить, безжалостно остановить этот бунт, это покушение на мою свободу или, по крайней мере, оттолкнуть Флоранс с ее криками и пройти мимо. Но уже любопытные лица оборачивались к нам. На некоторых, мне показалось, я увидел улыбку.
— Ты с ума сошла! — прошипел я Флоранс. — Дело не в женщинах, клянусь тебе.
— Тогда я иду с тобой.
Флоранс еще повысила тон. Я до такой степени потерял голову, что был не способен придумать малейшую ложь, помешавшую бы метиске сопровождать меня.
— Хорошо, — сказал я.
Затем, вспомнив, куда я направлялся, я добавил с чувством, которое может испытывать раб, предвкушающий заранее подлую месть:
— Идем. Ты сама захотела.
В эту минуту я ненавидел Флоранс так сильно, что не мог этого выразить. Самолюбие, вероятно, подавляло во мне все остальные чувства. А эта девица, которую я считал у своих ног, навязывала мне вдруг свою дикую и сумасшедшую волю!
Неспособный отделаться от нее, я был также абсолютно не способен выносить ее рядом с собой. Вместо того чтобы взять автомобиль, как намеревался, я подозвал рикшу.
Человек-лошадь подбежал. Я прыгнул в его тележку, не обращая внимания на метиску.
Однако вскоре я увидел ее рядом: Флоранс вез другой китаец в лохмотьях.
Я вспомнил другой бег, приблизительно такой же, по улицам Кобе, но тогда роли были другие: тогда я преследовал Флоранс.
Вспомнила ли она?
Возможно…
На одной остановке из-за затора на узеньком и вонючем переулке китайского города мы вынуждены были стоять некоторое время бок о бок. Я увидел в глазах Флоранс отчаянный призыв — и резко отвернулся.
Как мог я приписывать столько прелести этому невыносимому существу?
Я рассчитывал, что само место, куда я вез Флоранс, освободит меня от нее, настолько отвратительным представлял я его себе.
Если в этом смысле мои надежды превзошли все ожидания, то расчет, напротив, оказался неверен.