Поговорив с полицией, Клетц задумался.

— Может быть, нам все-таки подождать? — спросил Мельтцер. — Я думаю, к утру Шварцбрук появится.

— Во всяком случае, мы ничего не теряем, если попробуем, — отозвался Либель. — Господин оберштурмбаннфюрер имеет опыт в таких делах.

— Ну, в таком случае действуйте, господа, желаю успеха, — Мельтцер вышел.

Клетц оторвался от своих записей.

— Смотрите, Либель! — лицо его разгорелось, он явно чувствовал себя в ударе. — Свидетели говорили о грузовике, значит первые две машины не в счет.

— Это интересно, — сказал Либель.

— Анализируем дальше, — Клетц поднял палец. — Капитан едет в Берлин. Он приезжает, что-то задержало его. Что может задержать фронтового офицера в столице?

— Интрижка? — осторожно спросил Либель.

— Вы судите по себе!.. Куда мы должны сейчас ехать?

— В гараж фирмы «Братья Заукель». Так я думаю.

— К чертям собачьим! — Клетц вспылил. — Да у вас действительно нет ни грана здравого смысла и логики! Ведь, кажется, ясно, что настоящий фронтовик, попав в Берлин, прежде всего захочет комфорта. Вы его не встретили, капитану подвернулась машина из «Медведя»! Едем туда! — категорически заключил Клетц. Он достал из ящика стола пистолет и принялся заряжать обойму.

— Вот хорошо, что вы мне напомнили, господин оберштурмбаннфюрер, мой фургон тоже нужно зарядить, то есть, я хотел сказать, заправить, в баке нет ни капли.

— Хорошо, только быстро!

Либель вышел. Не спеша он поднимался по ступенькам из бункера. На часах было одиннадцать. Он сел в машину и поехал к заправочной колонке.

Вернулся он только через сорок минут. У входа в бункер его ожидал Клетц. Он был раздражен.

— Почему вы так долго, Либель?!

— Пришлось разыскивать бензин, в нашей колонке нет, но мне все-таки удалось достать. Кроме того, надо было достать и масло.

Наконец Либель и Клетц выехали на темную и пустынную набережную Шпрее. Было уже без четверти двенадцать.

— Что вам говорили свидетели о внешности капитана? — спросил Клетц.

— Он, кажется, высокого роста, темные волосы, довольно молод. Затем, у него в руках черный портфель. Он не расстается с ним. Кстати, вас не смущает, господин оберштурмбаннфюрер, что Шварцбрук отправился сразу в такое людное место, как «Медведь», а как же конспирация?

— Фронтовику можно многое простить, Либель, вы забываете, что это боевой офицер. В конце концов он отправится в русский тыл. А это сложнее, чем заехать в «Медведь».

— Все-таки у меня мало надежды, — вздохнул Либель и повернул машину в темный переулок.

— Куда это вы? Нам нужно прямо, — сказал Клетц.

— Там закрыт проезд. Все эти проклятые бомбежки!

Только еще через час, после долгих блуждании по улицам, фургон Либеля остановился, наконец, у затемненного подъезда кабаре «Медведь».

Кабаре доживало свои последние ночи. Со следующей недели по приказу министра пропаганды Геббельса все кабаре и театры Берлина закрывались. Поэтому в тот вечер в «Медведе» было особенно людно.

Уже в вестибюле Либель отметил про себя, как преобразился Клетц. Куда делась его обычная медлительность? Ноздри перебитого носа бывшего сыщика расширились. Он был похож на матерую гончую, взявшую след.

— Идемте прямо в зал, — тихо бросил он Либелю. — Гараж от нас не уйдет!

Иоахима Клетца не надо было учить, как действовать в подобных обстоятельствах. В своей жизни он провел немало облав в таких заведениях. И хотя человек, которого он искал, по-видимому, не собирался бежать или сопротивляться, обстановка заставила его ощутить знакомый азарт.

Первый же вопрос, который он задал старшему кельнеру, заставил того проглотить любезную улыбку.

— Где здесь запасной выход?

— Вот там, господин оберштурмбаннфюрер, — вполголоса ответил старший кельнер, и на лице его появилась кислая мина: «Боже мой! Опять облава. В такой вечер!»

— Идите и встаньте там. Прикажите только после этого номера дать полный свет в зале. И при свете — самый боевой номер программы, понятно?

Кельнер отправился выполнять приказание. Клетц и Либель оглядывали зал.

На сцене, выхваченной из полумрака светом прожекторов, певец явно непризывного возраста исполнял известный романс «Schon ist jeder Tag, den du mir schenkst, Marie-Luise!».

В зале, казалось, никому не было дела до эстрады. Примерно две трети публики составляли офицеры с дамами и без дам. Клетц внимательно осмотрел столик за столиком, но в полутьме все офицеры казались похожими один на другого.

Наконец певец кончил благодарить Марию-Луизу. В зале вспыхнул полный свет, и тут же грянул джаз. По эстраде маршировали девицы в щегольских сапогах и военных фуражках. Раздались аплодисменты. Некоторые офицеры встали. Теперь Клетц уже не таился. Оставив Либеля у дверей, он пошел по проходу между столиками; дойдя до сцены, он повернулся и пошел обратно, кивнув головой старшему кельнеру.