— Сколько раз, говоришь?

— Ну ладно, может быть, два… Ты мне надоел, хватит уже, верни меня обратно!

— Не обижайся. Я же просто хотел тебя развеселить…

— ХОЧУ НАЗАД! Немедленно!

— Как скажешь.

Я проспал почти до самого вечера, а проснувшись и поразмыслив немного, пришел к выводу, что, возможно, нет ничего плохого в том, что Бог знает и видит все, что я делаю. Если бы он мне одному решил такую честь оказать, то это точно был бы ужас, но раз он со всеми так поступает… Особенно бы удивились тайные извращенцы, но, к своему счастью, они никогда не узнают, что за ними постоянно подсматривают. Уверен, я еще не самый распоследний из них. Попрощался я с ним, наверное, грубовато. Надеюсь, он к такому привык и поймет — ведь он все понимает, — что ничего плохого я в виду не имел. И все же он мог обидеться. Интересно, а Бог злопамятный? Если он сотворил все на свете, то и злопамятность не иначе как его рук дело. Теперь он наверняка надуется, не захочет меня больше видеть… Пожалуй, обожду немного, прежде чем звать его снова. Буду вести себя тихо-мирно, как в тот раз с Рене, когда мы с ним серьезно поругались пару лет назад. В магазине у нас случился небольшой инцидент, после чего он обвинил меня в том, что я вздумал ему мораль читать. Рене ненавидит, когда его учат жить. Началось все довольно банально: один из клиентов хотел вернуть фильм и получить обратно свои деньги, поскольку, по его мнению, «старые потаскушки» оказались недостаточно старыми, по крайней мере не настолько, чтобы его возбуждать. Я собрался было оформить возврат, но Рене, который стоял рядом и подсчитывал выручку, вмешался и заявил, что мы фильмы обратно не принимаем. И тогда этот парень, который, надо сказать, был здоровенным детиной, совершил большую ошибку, наорав на нас и обозвав прохвостами. Естественно, это не сработало, а Рене вышел из-за стойки и врезал ему пару раз по физиономии и еще ногой в пах наподдал, чтобы, как говорится, точку поставить. Ну, я ему тогда и сказал, что насилие — не метод и что можно было все решить мирным путем. Из-за этого и вышла наша ссора. К счастью, мы потом быстро помирились. Рене через пару дней извинился и сказал, что просто не смог сдержаться и что во всем была виновата его горячая кровь.

Горячая кровь, как он говорит, — это наследственное. Рене испанец, по крайней мере его родители уж точно ими были. Сам он родился во Франции через несколько дней после того, как его семья сюда переехала. Несмотря на это, он все время рассказывает мне об Испании так, как если бы прожил там всю жизнь. Забавно, но он ест только испанскую кухню, пьет только испанское вино и старается говорить по-испански как можно чаще. Он бы, наверное, даже дышал испанским воздухом, если бы его можно было оттуда вывозить. Женился он, естественно, на испанке, причем не на иммигрантке, как он сам, а на самой настоящей, с забавным акцентом. Он влюбился в нее с первого взгляда, когда ездил туда на каникулы и, по его собственным словам, привез ее оттуда в качестве сувенира. В юности он не любил учиться и поэтому решил пойти в армию. Не вижу здесь логики, но, как говорится, хозяин барин… В результате через пару недель он здорово разбил башку какому-то чину и угодил в тюрьму, правда ненадолго. Если бы я был с ним знаком в то время, то знал бы, чем все дело закончится, и предупредил бы их там, в армии, насчет его характера, чтобы они десять раз как следует подумали, прежде чем его брать. Как бы то ни было, он с тех пор, что называется, покатился по наклонной дорожке. Проворачивал какие-то темные делишки, успел пару-тройку раз отсидеть в перерывах между ними, пока не решил в конце концов завязать, открыв этот секс-шоп. Каждый устраивается, как может, не надо судить строго. Между прочим, Рене самый большой добряк из всех, кого я знаю. К нему просто надо привыкнуть. Первое, что бросается в глаза, так это его увесистая физиономия и здоровенные ручищи. Они многих отпугивают, но когда узнаешь его поближе, то понимаешь, как он на самом деле добр. И как несчастен. Однажды вечером, изрядно выпив, он признался мне, что, если бы у них с женой могли быть дети, он бы хотел иметь такого сына, как я. Я был благодарен ему за эти слова.

Потому что я бы тоже хотел иметь отца. И мать. Конечно, они у меня раньше были, но, скажем так, я хотел бы, чтобы они были у меня подольше, хотя бы еще чуть-чуть. Моя мама, конечно, ни в чем не виновата. Все начинается с небольшого уплотнения в груди, ничего особенного, скорее всего, просто киста, а через какое-то время она становится чересчур большой, и уже нет смысла искать отговорки для визита к врачу. Доктор направляет вас в больницу, и там вы узнаете, что уже поздно, даже слишком поздно, что эта штука у вас уже по всему телу и что совсем скоро вы умрете. И тогда вы решаете поберечь вашего сына и ничего ему не рассказываете. Ему уже тринадцать, но для вас он по-прежнему остается ребенком, и вы не хотите его заранее огорчать. Он узнает правду лишь за несколько дней до того, как все будет кончено, когда ложь уже исчерпала себя и бесполезно что-либо скрывать. Если вас когда-нибудь шарахали со всей силы ломом по башке — вы поймете, что я тогда почувствовал.

Зато на восемнадцатилетие мне, можно, сказать повезло. Я получил сорок тысяч евро — целую кучу денег! Было лишь одно небольшое обстоятельство: они мне достались не в подарок, а в наследство. Отец дождался моего совершеннолетия, чтобы покончить с собой, потому что не хотел, чтобы меня забирали в сиротский приют или еще куда-нибудь. Большое спасибо, конечно. Он так и не смог смириться со смертью моей матери и терпеливо ждал моего дня рождения. Именно этого самого дня. Больше он не хотел оставаться здесь ни минуты. Он и так слишком долго держался. Его смерть должна была добить меня окончательно, но, по правде сказать, его поступок меня не удивил, как ни чудовищно это звучит. Он часто намекал на такое развитие событий, говорил мне, что по-прежнему ее любит и хочет отправиться к ней, и, когда он отказывался покупать мне ту или иную вещь, объяснял это тем, что лучше отложит деньги на потом, чтобы я смог воспользоваться ими, когда его не будет. Думаю, я за это на него никогда по-настоящему не обижался. Жаль только, что выбрал он именно тот день.

У меня тяжеленькое прошлое, но, как ни странно, несчастным человеком я себя не считаю. Конечно, у меня бывали моменты безумного горя, но каждый раз я оправлялся и продолжал жить дальше. Сказать по-честному, я обожаю от души посмеяться, люблю хорошие шутки. Наверное, это компенсация за все пролитые мною слезы. Надеюсь, что так, потому что тогда я еще долго смогу жить весело и беззаботно, учитывая, сколько всего мне пришлось пережить в юности. Если спросить меня сейчас, счастлив ли я, то я отвечу, что наполовину. Само собой, до недавнего времени я совершенно не был уверен в существовании Бога. С чего бы ему вдруг обращать внимание на такого завалящего парня, как я, из тех, что ночи напролет вкалывают в секс-шопе? Никакого смысла. Если бы я был Богом, я бы выбрал кого получше, с приличной работой, женой, детьми, в общем, устроенного чувака. А я кто такой, чтобы хоть немного его интересовать? Так, тридцатилетний раздолбай, подобравший себе сомнительную работенку, чтобы было чем платить за учебу, которую он, впрочем, тут же забросил. Ничем не примечательный тип без определенной цели в жизни, разве что пахать поменьше, чья единственная обязанность — помочь клиентам подобрать порнушку поизощреннее, такую, знаете, чтобы все и сразу — и тебе мужчины, и женщины, и транссексуалы с прибамбасами и прочей мутью, причем все это в самых мыслимых и немыслимых комбинациях. Живу я один, семьи нет, да и друзей не особенно много, девушкам нравлюсь, но ни с одной по-серьезному не сложилось. В общем, никчемный я тип. И кстати, на что ему атеист сдался? Я же никогда не верил в Бога. Но он точно являлся ко мне, уверен, что это был не сон. Что ж, попробую все разузнать.

— Бог!

— Я здесь.

— Слушай, я тут хотел спросить: почему ты выбрал именно меня, ведь я же неверующий?

— Такого не может быть — все люди верующие.

— А вот и нет! Я всю жизнь был неверующим, пока не познакомился с тобой. Честно говоря, я вообще не заморачивался на этот счет, но есть люди, как моя бабушка, например, которые…

— Как же, помню-помню, бабуля Андреа. Она не любила церковь и всегда говорила, что те, кто туда ходит, сплошь дураки и непроходимые тупицы, потому как Бог всего лишь глупая выдумка для нищих и слабых духом, и что существуй он на самом деле, то непременно прослыл бы первейшим подлецом и мерзавцем из всех, раз с легкостью допускает, чтобы миллионы людей по всей земле терпели горе и лишения и умирали от голода, и что у нее нашлась бы пара крепких словечек для этого сукиного сына, который, вместо того чтобы спасать и защищать, сидит и смотрит, как страдают и гибнут невинные.

— Ну вот, а ты говоришь!

— Да, но как раз она-то верила гораздо сильнее, чем многие другие, и именно потому, что злилась на меня. Люди, рассуждающие, как она, ненавидят меня, следовательно, я существую, в противном случае им бы и в голову не пришло так возмущаться на мой счет. Не буду долго распространяться на эту тему, просто хочу, чтобы ты понял, что все люди без исключения верят в меня, не важно, осознают они это или нет, поклоняются мне или отвергают меня как саму идею. Ученые, всю жизнь доказывающие ошибочность теории божественного происхождения мира, анархисты без царя в голове, отрицающие мое существование, поскольку чужды любой идеи господства, интеллектуалы и простаки, — все, кто бранит и распекает меня, все они по-своему верят. Бояться, опасаться, страшиться, отрицать, высмеивать, доказывать, убеждаться, сомневаться — все это значит играть на руку самой идее. То есть верить.

— Ладно, но, в конце концов, почему ты выбрал именно меня?

— Да как тебе сказать, просто люблю хорошую компанию. Хотя, если честно, я тебя не выбирал.

— Ты что, наугад ткнул? Я выиграл в небесную лотерею?

— Нет. На самом деле ты оказался единственным. Это должен был быть именно ты и никто другой.

— Ты хочешь сказать, что Бог не смог себе выбрать никого получше? Может, я самый умный? А, понял, ты искал себе достойного собеседника! Супер! Не думал, что я такой гений!