Отряд помаршировал немного и вдруг пошел в атаку на берег. Пожилые люди и шустрые подростки, махая руками, бежали к Савчуку. Казалось, сразу всей оравой хотят навалиться на него. Но тут безусый паренек ломким, срывающимся тенорком крикнул:

— Шабаш, товарищи! Перекур.

Все обступили Савчука, взялись за кисеты. Пожилой грузчик в потрепанной стеганке стал жаловаться на одышку. Паренек постучал прикладом в днище халки.

— Вот здесь был пулемет. Мы его, значит, взяли, — сказал он, все еще затрудненно дыша от бега.

— А вы, молодой человек, знаете, что такое пулеметный огонь? — сдерживая улыбку, спросил Савчук. — От всех вас, как вы тут бежали, только мокрое место осталось бы. Ясно?

— Пугаешь, дядя?

— Чего пугать. Сам под огнем лежал, носом в грязь. Приходилось, — миролюбиво сказал Савчук. — Война, товарищи, такое ремесло: либо грудь в крестах, либо голова в кустах.

— Как же его брать — пулемет?

— Головой пораскинуть надо. На пулемет артелью не ходят. Подавить пулеметную точку легко может группа охотников. Действовать следует скрытно, незаметно для противника. Бить лучше всего гранатой.

И Савчук показал, как надо подползать, прячась между торосами.

Грузчик, жаловавшийся на одышку, зашел с другой стороны, внимательно присмотрелся к нему.

— Что-то мне, парень, обличье твое знакомо. Не встречались?

— А мы, Гордей Федорович, перед войной в Троицком баржи вместе грузили.

— Тьфу! Да это же Иван Савчук! — воскликнул грузчик. — Тебя сразу не угадать.

Гордей Федорович Супрунов был одним из тех, под чьим руководством Савчук начинал многотрудную жизнь амурского грузчика. У него он учился, как в три приема кинуть себе на спину шестипудовый куль соли, чтобы при этом не повредить поясницу. Как идти потом по качающимся сходням, не сбиваясь с ритма, не глядя на стремительно бегущую внизу воду.

Они скрутили еще по папироске, прикурили от одной спички.

С берега прямо вниз по круче съехал Захаров.

— Видал, брат, нашу армию? — довольно спросил он, пожимая Савчуку руку. — Брался бы ты, Иван, командовать батальоном, а? Какого лешего нам еще искать, когда свой офицер есть!

— Не такие у меня планы, Яков Андреевич.

— Э, что там планы! Жизнь, брат, как быстрая река, сама вынесет на фарватер. Плыви да не робей, — говорил Захаров, не желая и слушать возражений Савчука. — Кроме тебя, командовать батальоном некому, — не спорь. Мы в Союзе уже посоветовались. Мандат дадим. Остальное — дело твое, сам командир. Я же вижу: имеется у тебя военная жилка.

— Оружие-то у вас хоть есть? — спросил Савчук.

— Так, слезы одни, — вздохнул Захаров.

Когда Савчук вернулся домой, Федосья Карповна хлопотала возле плиты: третий раз подогревала завтрак.

— Куда же ты, Ваня, запропал? Не евши-то с утра.

Приходько, счастливо улыбаясь, укладывал покупки в сундучок.

— Вот гостинцев ребятам купил. Побалую.

Коваль ходил в Управление железной дороги. Вернулся хмурый, раздосадованный.

— Сволочи, пострелять половину надо.

До войны Коваль работал на железной дороге машинистом. Резкий в движениях, угловатый, он отличался таким же характером, В шестнадцатом году его ни за что обругал начальник депо. Ковалю бы смолчать, но разве он мог? Через неделю его услали на фронт. Он уехал, глубоко затаив обиду, — с ней и возвратился.

— Тут, Иван Павлович, порядочки пока старые. Только что жандармов в форме не видать, — рассказывал он Савчуку, сердито двигая взлохмаченными бровями. — В управлении сидят саботажник на саботажнике. Розовые бантики нацепили. А сами думают, как бы им здесь полосу отчуждения от революции устроить. Помяни мое слово, придется кое-кого тряхнуть.

Решение Савчука — принять командование красногвардейским батальоном грузчиков — Коваль одобрил. Приходько же укоризненно покачал головой:

— Не надоела еще тебе эта музыка, Иван Павлович? Пора браться за настоящее дело. Хватит кровь проливать.

— Об этом нас, видно, не всегда спрашивают.

— Дело твое, конечно, — согласился Приходько. — Что касается меня — шабаш. Приду домой и винтовку заброшу на чердак. Или разберу на части — ребятам на игрушки.

— Гляди не промахнись, Василий Иванович, — сказал Коваль.

— Не бойся, не промахнусь. Лед, который по весне сломало, морозом снова не схватит. Мы возле речки живем — видим.

— Бережок, однако, у вас невысок.

Коваль, раздражение которого еще не улеглось, готов был сцепиться с Приходько. Но Савчук обнял обоих за плечи и примиряюще сказал:

— Еще недоставало, чтобы мы в последний час передрались.

Вечером он провожал обоих на вокзал. Перед посадкой в вагон Приходько долго тряс руку Савчука, растроганно говорил:

— Когда еще свидимся, а? Иван Павлович, приезжай! Картошки иль чего там надо — последним поделюсь.