Его грузинские собеседники темпераментно возражали, что, мол, понятия не имеют об очках. Я обернулась. Да, это был он. Раздраженный Мессинг сделал несколько шагов в мою сторону.

— Тайболе, — обратился он ко мне, как к старой знакомой, — какое безобразие! Мне, Мессингу, не ве-е-рят!

Но тут вмешался метрдотель и все благополучно разрешилось.

Мессинг был, конечно, прав! Очки нашлись и именно у того, на кого он указывал...

Положив очки в футляр, Мессинг взял меня под руку, и мы вышли на шумную улицу. У меня было странное чувство естественности происходящего. Словно это встреча была давно кем-то назначена, и я шла спокойно, без сомнений, подчиняясь какой-то уверенной и чужой силе...

У входа в гостиницу его ждала женщина. Я узнала в ней «ведущую», помогавшую Мессингу во время сеанса.

Мессинг представил мне ее:

— Это моя жена.

Женщина с улыбкой протянула мне руку:

— Аида Михайловна.

На сцене она держала себя строго, вела сеанс без улыбок и шуток, как подобает всякому выступлению, не связанному с чисто развлекательным характером номеров. В жизни — полная противоположность сценическому образу. Приятная собеседница, внимательная слушательница (последнее встречается среди женщин весьма редко). Поражала ее чувствительность к чужому настроению, неназойливая внимательность, корректность, интеллигентность и чувство юмора. При всем этом — притягательная простота. Ей легко удавалось искусство общения с мужем. Она хорошо знала его слабые стороны, которых, безусловно, больше у одаренных людей, нежели у простых смертных, уже хотя бы по причине их более тонкой душевной конституции. Она почти неотступно была с ним, а порой ей приходилось проглатывать незаслуженную обиду, переносить частые его капризы. Значительно позже, когда я ближе и пристальней рассмотрела Вольфа Мессинга, я поняла, что в семейной жизни ему повезло; впрочем, он-то мог предвидеть, какой будет его подруга жизни.

Трудно представить себе другую женщину, которая могла быть столь самоотверженной и уступчивой, как Аида Михайловна. Я бы, например, при всем моем глубочайшем уважении и даже восхищении Мессингом, не могла быть такой. Слишком уж моторной и болезненно-чувствительной реакцией он обладал. Причем, относилось это к самым незначительным мелочам. К примеру, стоило кому-то задержаться, придти на три-пять минут позже условленного — скандал. Мессинг никогда не спрашивал о причинах вашей задержки. Если причина была серьезной, он это чувствовал и озабоченно молчал, если же это было просто неряшливое отношение ко времени, то неизменно раздраженно повторял:

— Безобразие, панэмаете!

Возбужденный, с мечущимися глазами, с отвислой дрожащей нижней губой, с трясущимися руками, он часто был не очень-то приятен. И прикуривал одну сигарету от другой. Но сам был очень пунктуален и даже педантичен.

Во время этих сцен Аида Михайловна тактично смягчала его порывы, находила умные и нужные слова утешения, ласково называла его — «Вольфочка».

А «Вольфочка» слушал ее, иронично скашивал глаза, но постепенно сменял гнев на милость и успокаивался.

В такие минуты я недоумевала — кто же кого гипнотизирует?

Но все это я узнала и поняла гораздо позже, а сейчас мы шли втроем по красивому Тбилиси, наслаждаясь обилием зелени, весенним солнцем, любуясь старинными зданиями. Это была моя первая встреча с Мессингом и я несколько нервничала, зная о его способности читать чужие мысли. Я старалась думать о чем-то нейтральном, но в голову, как назло, лезли всякие мысли. И чтобы нейтрализовать их, я нашла, как мне показалось, блестящий выход. Я стала мысленно петь. Это была пустая песенка:

Эту песенку можно было петь без конца. Так мы шли минут десять. Я себе пою. Мессинг шел посередине, держа нас под руки. Все было прекрасно и спокойно. Во всяком случае, для меня. Вдруг Мессинг остановился, повернулся ко мне и, как обухом по голове:

— Тайболе, не надоело тебе петь про этого дурацкого попа и нахальную собаку? Ты других песен не знаешь?

И пошел дальше. Если бы он не держал меня под руку, я бы так наверное и села на тротуар. Ведь, не считая 1941 года, это была моя первая личная встреча с Мессингом как с телепатом.

Аида Михайловна никак не отреагировала, видимо, для нее это было привычно. Что же касается меня, то произошло что-то странное, словно я выпила какое-то лекарство: я успокоилась, думалось лишь о том, что было вокруг. Так это и осталось на все последующие годы: когда бы я ни была рядом с Мессингом, всегда было очень спокойно на душе, и никакие нежеланные мысли в голову не приходили. Остаток утренней прогулки прошел славно.