– Вот подходящий посол, он пойдет впереди и оповестит о нашем визите, чтобы мы не застали алхимика врасплох, в каком-нибудь неприличном обществе, – сказал король.

Для поддержания духа Бетгеру разрешалось даже принимать у себя прекрасный пол. На пороге появился Фрелих.

– Назначаю тебя на сегодня, но только до вечера, камергером, – засмеялся король, – чтобы ты не говорил, что зря носишь такой тяжелый ключ. Ступай и оповести Бетгера, что богиня Диана в моем сопровождении посетит его сегодня.

– В сопровождении Марса, Аполлона, Геркулеса, – добавила обрадованная Козель.

– Весь, значит, Олимп, – заметил шут, низко кланяясь, – где же он там поместится?

Фрелих с важным видом отправился по скрытому переходу к угловой башне, нащупывая палкой путь.

В тот день за столом алхимика собралось веселое общество. Кубки осушались, остротам не было конца. В числе гостей были князь Фюрстенберг, большой друг Бетгера, известный любитель алхимии Чирнхаус, секретарь и смотритель Немиц. Круглая, с толстыми стенами комната в башне, занимавшая весь этаж и служившая узнику для приема гостей, была обставлена со вкусом и чуть ли не с царственной роскошью. Стены были обиты персидским шелком, с вытканными на нем цветами и золотыми полосками, комнату оживляли зеркала, кругом стояла лакированная, позолоченная мебель, столы и шкафчики украшала бронза во вкусе того времени. Небольшая лестничка в толстой стене за потайной дверцей вела вниз и соединяла гостиную с мастерской, другая лестничка со спальней наверху.

Бетгер выделялся среди своих гостей складной фигурой и веселым лицом, которое так и искрилось живой мыслью. Великолепно одетый, он походил больше на богатого дворянина, который приехал с визитом, чем на знаменитого, корпевшего над тиглями и содержащегося под замком узника – обладателя великой тайны. По виду его нельзя было сказать, что он очень страдает или изнурил себя в поисках великого секрета. За рюмкой Бетгер был самым остроумным из сотрапезников, в обществе – самым блестящим из шутников. Друзья как раз осушали бокал за успешное завершение его дела, а ученик аптекаря приготовился ответить им, когда на пороге появился королевский посол в островерхом колпаке и в пунцовом на этот раз фраке.

– А! Фрелих! Фрелих! – закричали пирующие. – С чем пожаловал?

– Прошу прощения, сегодня я не просто Фрелих, как вам может показаться. Его королевскому величеству угодно было возвести меня на двадцать четыре часа в сан камергера и послать, как положено по чину, сюда с вестью, что богиня Диана в сопровождении Геркулеса окажут Бетгеру честь, посетив его. Dixi. [21]

Шут стукнул палкой об пол, все вскочили из-за стола. Бетгер с Немицем, призвав на помощь слугу, стали торопливо очищать стол. Растворили окна, хозяин послал за цветами. Чирнхаус, хорошо знакомый с расположением дома, отворил потайную дверцу и спустился в лабораторию, чтобы скрыться там от короля. Остальные разбежались кто куда через боковые выходы, зная, что король пойдет по тайной галерее; остались только Бетгер, Немиц и князь.

Спешно навели порядок, пол устлали цветами, Бетгер с букетом цветущих померанцевых веток встал у порога.

Когда появилась графиня во всем сиянии своей красоты, узник опустился на колени.

– Богов принимают коленопреклоненными, – произнес он, – а в дар им приносят фимиам и цветы!

Внесли свет, он рассеял вечерний сумрак.

Приняв с улыбкой из рук хозяина букет, Козель учтиво поблагодарила его и с любопытством огляделась, удивляясь, что не видит здесь никаких следов «великого дела».

Король, вошедший вслед за графиней, тут же разрешил ее недоумение.

– Но я хочу быть там, где в поте лица и с молитвой на устах свершается великая тайна.

– Графиня, – возразил Бетгер, – божеству не следует спускаться в преисподнюю, там, внизу, очень страшно, испарения там вредные и вид удручающий.

– Но женское любопытство, – вздохнула Козель и посмотрела на Августа.

Август взглянул, в свою очередь, на Фюрстенберга, князь пожал плечами.

– Графиня не привыкла ходить по таким узким и темным лестницам, – промолвил он.

Анна решительно повернулась к Бетгеру:

– Боги приказывают, ведите нас.

Она подошла к дверям, а хозяин нажал на вделанную в противоположную стену бронзовую кнопку, отворил потайной ход и встал там с канделябром в руке.

Август больше не возражал. Они спустились по узкой неудобной лестнице к окованным железом дверям мастерской. Когда Бетгер отворил ее, глазам представилась просторная с тяжелыми закопченными сводами комната, как бы сошедшая со старинной картины. У толстых столбов стояли печи, а на них остывшие реторты, тигли и разная утварь самых причудливых форм, на стенах были укреплены полки со множеством бутылей и склянок; на столах громоздились старинные книги с медными застежками, пергаментные свитки, исписанные листы бумаги и самого разнообразного вида приборы. Все это казалось таким таинственным, мрачным, необычным, что графиня в страхе невольно прижалась к плечу короля.

Бетгер стоял молча, держа высоко в руке канделябр.

С должной почтительностью рассматривал Август лабораторию больших надежд, которая должна была воплотить в жизнь его мечты. Тут внимание его привлекли какие-то предметы, лежавшие среди бумаг на столе. Это были чашечки цвета яшмы, и королю, большому знатоку и любителю фарфора, менявшему людей на японские вазы, они напомнили восточные изделия.

– Бетгер, – спросил он, – что это? Похоже на японский фарфор, но форма иная, где ты их достал? Это удивительная редкость!