Шрифт:
– Э-э, да это Семка Клещ! С него и раньше-то спросу путного не было, – Дорофей пренебрежительно махнул рукой, – а сейчас и вообще… сам видишь.
– Кондратий ногу сломал, Парфен убит… – Мишка напрягал голос, чтобы слышно было всем, – ну и с кем теперь разговаривать?
– А давай со мной! – Дорофей приосанился и расправил усы. – Я на погосте хозяин не из последних… не боярин, конечно, но и… В общем, прислушиваются ко мне, даже и Федор Алексеич, бывает.
«Очень показательный момент, сэр Майкл. Обратите внимание: он себя не воином называет, а хозяином, и это в такой-то обстановке! В Отишии, кстати сказать, он себя тоже не воином, а хозяином-куркулем показал. И намекает на уважение к себе именно как к хозяину. Очень красноречивая оговорка, недаром лорд Корней погостных за воинов не держит».
– Ну, что ж, на бесптичье и ж. а соловей.
Кто-то из отроков хихикнул, и Мишка с трудом удержался, чтобы зло не глянуть в его сторону. Дорофей не обиделся, даже слегка улыбнулся и кивнул:
– Так что ж случилось-то, Мих… господин сотник? Меж своими-то…
– Младший урядник Никита! – гаркнул Мишка. – Доложить о происшествии!
– Воровство, господин сотник! – Никита, видимо, машинально, утерся и замолк, удивленно глядя на вымазанную кровью ладонь.
Марк не стал дожидаться продолжения доклада, а дернув за волосы, опрокинул Клеща на спину и выдернул из-под его кольчуги сверток какой-то яркой ткани.
– Вот! – Отрок поднял ткань над головой. – Украл, а когда Никита его остановить хотел, кровь ему пустил!
– Вот скотина! – с чувством прокомментировал Дорофей. – Ну, мы тебя поучим, пожалеешь, что на белый свет родился…
– Нет! – перебил Дорофея Мишка. – Он кровь моего человека пролил! Требую выдать мне его головой! [37]
По толпе погостных ратников пошло недовольное бурчание, понятно было, что отлупить Семку Клеща за воровство были бы рады все, возможно, многие готовы были отдать его и на казнь, но не мальчишкам же! Дорофей несколько секунд прислушивался к общему говору, а потом сплюнул и махнул рукой:
37
«Выдать головой» означало дать согласие на любое наказание вплоть до смертной казни.
– А! Забирай! Дерьмо свинячье, вечно через него какое-нибудь паскудство случается. Не жалко, забирай!
– А ты кто такой, чтобы решать? – тут же отозвались из толпы.
Дорофей сразу не нашелся, что ответить, и Мишка пришел ему на помощь, негромко подсказав:
– Утром воевода придет и спросит…
Реакция Дорофея была мгновенной:
– А вы подумайте, честные мужи! Утром воевода Корней придет, узнает, что мы укрываем вора, пролившего кровь его человека, и что тогда будет? Сколько мы еще из-за этого поганца дерьмо хлебать должны?
Снова, вместо ответа, неразборчивый говор, и снова Мишка негромко подсказал Дорофею:
– Спроси: кто против выдачи?
– Ну, кто против того, чтобы Клеща головой выдать? – снова заорал Дорофей. – Подай-ка голос!
– Да все против! – тут же отозвался кто-то из заднего ряда. – Где это видано, чтобы…
Защитную речь прервал звук оплеухи и комментарий:
– Поговори у меня еще за всех, угребище!
– Нету против! – объявил Дорофей. – Все согласны!
Снова неразборчивый говор, но сквозь него прорвались отдельные голоса:
– А и правильно!
– Ну! Сколько еще терпеть эту паскуду?
– Верно! Вот, к примеру, в прошлом году…
Продолжения дискуссии Мишка ждать не стал:
– Урядник Степан!
– Здесь, господин сотник!
– В кнуты его! – Мишка указал на Семку Клеща. – Не жалеть!
Может быть, на Княжьем погосте и слышали о том, как ратнинцы умеют управляться с кнутами, может быть, даже знали о вплетенных в кончики кнутов железных жалах, но в деле, скорее всего, этого оружия не видали. Когда от корчащегося на земле и по-свинячьи визжащего Семки Клеща в погостных ратников полетели, вперемешку с кровавыми брызгами, обломки кольчужных колец, мужики дружно перекосились рожами и попятились.
Долго Клещу мучиться не довелось – пять жал, попеременно бьющих в него со скоростью пистолетной пули, быстро сделали свое дело. Визг перешел в хрип, тело несколько раз дернулось и замерло, не реагируя на удары.
Слово «хватит» произнес почему-то не Степан, а его подчиненный – младший урядник второго десятка Федор. Сам же Степан, глядя на Мишку совершенно дурными глазами, невпопад пробормотал заплетающимся языком:
– Рад стараться, господин сотник.
«Неадекватен. Впрочем, и неудивительно – он еще там, в складе, истерил, а теперь-то… надо его чем-нибудь с градусами напоить, и пусть спать отправляется. Попортила мне Настена ребят, из добрых побуждений, но попортила…»
Мишка сидел в горнице боярской усадьбы – в той самой, в которой в апреле боярин Федор принимал Корнея с внуком по пути из Турова. Сидел за столом, на месте хозяина и, пользуясь тем, что его никто не видит, разминал левую руку.
«Ох и отзовутся вам, сэр, эти травмы годков через тридцать, намаетесь… если доживете».
Горница была изрядно загажена незваными гостями, а стол являл собой немое свидетельство долгой, обильной, но плохо организованной пьянки. Три девки, которых отроки обнаружили в доме – запуганные, избитые и не по разу изнасилованные ляхами, – явно не относились к числу боярской прислуги и нормально обеспечить смену блюд, напитков и приличный вид стола не могли, а может, и не до того было. Требовать с них чего-то еще было бы сущим садизмом, поэтому порядок в горнице на скорую руку пришлось наводить отрокам. Антон, с лицом в запекшейся крови и распухшими губами, сунулся было помогать, но Мишка пожалел его и отпустил отдыхать.