Подросток рассматривает что-то через грубо обработанные линзы.

— Это просто кровь. Состав крови неизменен и не зависит от ее количества. В ней нет двойной спирали. Спираль скрыта только в одном месте нашего тела — она-то и есть средоточие жизни. Все остальное — только смерть, поджидающая своего часа.

— Но где это место?

— Я же сказал: тебе не нужно этого знать.

Мальчишка внимательно смотрит на наставника.

— Ты сам не знаешь, где оно!

— Не груби, Дахар.

— Но ты ведь не знаешь, правда? Никто не знает, где оно, поэтому мы и не можем лечить все болезни. Вот почему умерла моя мать. — Мальчик вызывающе смотрит на старика, который уже схватился за прут.

— Жрецы-легионеры никогда не оставляют наглость безнаказанной. Сейчас ты в этом убедишься.

— Ты должен был обнаружить ее спираль, — холодно продолжал мальчик. Его слова звучат совсем не по-детски. — Ты должен был придумать, как сделать ей другую, и тогда она осталась бы жива. Это твоя вина.

Прут опускается на тело подростка. Дахар принимает порку молча.

Наставник, доведенный до неистовства его упорным молчанием, разлиновывает ноги и ягодицы ученика кровавыми полосами. Когда он останавливается, чтобы перевести дух, мальчик поворачивается и глядит на наставника долгим пристальным взглядом. У мальчишки течет из носа, а губы, прокушенные почти насквозь, сочатся кровью. Когда ученик вновь обретает способность говорить, он произносит:

— Ты не можешь найти двойную спираль. Ты не способен на это, а я, когда стану жрецом-легионером, отыщу ее.

И Дахар собрался с силами, готовясь ко второй порке. На этот раз она будет продолжаться, пока он не лишится сознания.

— Я не собираюсь запрещать тебе ходить в Дом Обучения, — сказала Белазир. — Бесчестно не доверять лейтенанту или запугивать его. Я верю, что ты достоин, хотя назначен не мной. Вот если я усомнюсь в твоей преданности Джеле… Но у меня пока таких сомнений не возникало.

— Я…

— Повторяю, Дахар: у м е н я . Но посмотри на своих братьев-легионеров, посмотри внимательно. Им не нравится эта эмблема у тебя на плече. Им очень не нравится новая угроза гедов. Ты сдерживаешь их своим авторитетом и уважительным обращением с этими чудовищами. Постарайся так же действовать и дальше.

«Уважение к чудовищам». Дахар уставился на расписанную стену. Цвета слишком кричащие. Кажется, Белазир разбирается в происходящем не лучше остальных.

Но вдруг она опять его удивила:

— Как ты думаешь, почему они дали нам новое оружие именно сейчас?

Вопрос всколыхнул сомнения Дахара.

— Мне тоже хотелось бы это знать, командующая.

— Странное совпадение. — Белазир слегка нахмурилась. — Требовать мира и давать новое оружие в один и тот же день. Запретить насилие и заставить джелийцев и делизийцев тренироваться вместе… Будь я гедом, я никогда бы так не поступила.

«Будь я гедом!» Дахар медленно произнес:

— Они думают не так, как мы.

— Это как же?

— Они более… умны.

— Что ты имеешь в виду? Разве не глупо давать людям в руки оружие, когда они готовы в любую минуту пустить его в ход?

Дахар внимательно разглядывал размалеванную стену.

— Иногда мне кажется, что они принимают в расчет только наш разум и никогда — эмоции. Обдумывают действие, но забывают о противодействии. Они похожи на воинов, которые непобедимы на тренировках, но неспособны воспользоваться своими преимуществами в настоящем сражении.

— Да, — кивнула Белазир. — Я это поняла. Но выбрать именно то время, когда делизийцы жаждали мести, — более чем странно. И они уже отомстили, — мрачно добавила она. — Но пора пресечь вражду. Ни один джелиец не должен мстить. Ни за сестру-легионера, убитую делизийцами, ни за тех двоих, убитых варваром.

— Варвар убил двоих?

Белазир рассказала ему о происшествии в коридоре проституток. Дахар презрительно усмехнулся.

— Я знал этих молодцев. Поговаривают, будто в Джеле их изгнали из легиона.

— Не удивлюсь, если это правда. — Белазир потерла рукой по лицу, словно хотела стереть следы усталости. — Распорядись похоронить этих двоих.

— Со всеми почестями?

Дахар понимал ее сомнения: командующая испытывала к ночным приключениям и проституткам ту же неприязнь, которую питала к ним каждая сестра-легионер. Этой неприязни Дахар никогда не понимал. Но Белазир думала и о том, какое впечатление произведет на легион бесславное погребение. Сестре-легионеру должны быть отданы все почести, и их не должно омрачить простое захоронение легионеров. К тому же насилие над проституткой нельзя считать позором — это просто жестокость, хотя и бессмысленная.

— Ни один из этих двоих не пользовался уважением в собственном легионе, — сказал Дахар. — Можно избежать торжеств, отказаться от ритуала, но и бесславными их похороны не будут. Похороним их по обычаю горожан.

Белазир кивнула. Он видел, чего ей стоило лишить даже самых недостойных легионеров почестей при погребении.

— А что делать с проституткой? — спросил лейтенант.

Лицо Белазир посуровело, и Дахар понял, что она думает о том, чего никогда не решится произнести вслух: ходил ли Дахар к СуСу и доставила ли она ему удовольствие? Ее всегда волновали интрижки между легионерами-мужчинами и проститутками.