— А магистрат что говорит?

Шульц вздохнул.

— Так нет теперь магистрата.

— Как нет? — удивился Циммерман. — А куда он делся?

— Из старого магистрата все разбежались. А новый так и не выбрали. Сам видишь, сколько теперь в Риге народу живет. Тысячи две всего. Да и из тех — половина русские, причем большая часть — просто на постое. Царь-то сразу после войны указ издал, что в течение года все, кто сбежал от войны, могут вернуться и поселиться в своих старых домах. Но вернулись немногие. А из людей с деньгами вообще почитай никого. Говорят, когда русские обстреливали Ригу своим дьявольским оружием, тут творился настоящий ад. Люди сходили с ума и сами прыгали в огонь… А все из-за этих проклятых шведов. Этот чертов полковник Бойе отказался сдать город! А ведь ему уже было известно о том русском оружии и о том, как русские поступают с непокорными городами.

— Говорят? — удивленно переспросил Отто.

— Ну да. Меня же не было в городе, когда все это началось. Дядя Михель еще за две недели до подхода к городу русских отправил меня со всем товаром в Динабург… э-э-э, Двинск. К своему русскому партнеру, Рукавьишникоффу. Там я и пересидел всю осаду. А вернулся, когда русские уже ушли к Выборгу. Ты же знаешь, они в первый год после захвата Лифляндии здесь даже ни в одном городе гарнизонов не оставляли. Все было так разорено, что удерживать хоть что-то не имело смысла.

— Понятно… — задумчиво отозвался Циммерман, толкая знакомую дверь. В прежние времена он просиживал в таверне «У старого Карла» все вечера. Как, впрочем, и Шульц.

Внутри изменилось немногое. Как видно, пожар, охвативший город при обстреле, не обошел таверну стороной, но хозяин восстановил ее практически в прежнем виде. Только контраст старого, закоптелого дерева и новых, хотя уже слегка потемневших от дыма очага и табака из трубок посетителей балок немного резал глаз. Отто задержался на пороге, окидывая взглядом зал. Никого из знакомых видно не было. Да и вообще посетителей было немного. Ну да оно и понятно. Во-первых, белый день на дворе, все трудятся, а во-вторых, в сегодняшней Риге было слишком мало народу, чтобы таверна имела шанс заполниться хотя бы вечером…

— Чего желает господин капрал? — тут же нарисовался перед Циммерманом трактирный служка.

Эк они тут разбираются в русских знаках различия… ну да, вероятно, русские военные здесь самые денежные посетители.

— Пива. И соленых крендельков. На двоих. А пока мы будем пить пиво, сделай-ка нам кабанью ногу. Что-то я проголодался, — распорядился Отто и, кивнув Шульцу, направился в дальний угол, к столу, за которым он любил обычно сиживать по вечерам.

— А ты к нам надолго? — поинтересовался Шульц, когда им принесли кружки, увенчанные густой, плотной пеной. Уж что-что, а пиво у старого Карла варить пока не разучились…

— Не знаю пока, — пожал плечами Циммерман. — Завтра наведаюсь к коменданту, похожу по городу, там решу.

— А… ты уже где-нибудь остановился? — вкрадчиво спросил Шульц. — А то я могу сдать тебе твою старую комнату. Она сейчас стоит пустая… Она в отличном состоянии. Наш дом пожар почти не затронул. Только крыша сгорела. Но мы ее давно починили, а запах уже почти выветрился. Марта там приберет, и… я недорого возьму!

Отто усмехнулся. Русский на месте Шульца предложил бы ему просто пожить у себя, а племянник Старины Михеля не упустил возможности слегка подзаработать.

— Недорого — это сколько?

— Ну… десять копеек в день, — живо отозвался Шульц.

— Четыре, — больше наобум и зная жадноватую натуру Шульца, чем действительно будучи в курсе местного уровня цен, рубанул Циммерман.

— Согласен, — торопливо кивнул Шульц, хотя в голосе его явно слышались нотки разочарования.

Они некоторое время помолчали, прихлебывая пиво и хрустя солеными крендельками, а потом Шульц поинтересовался:

— А как тебя взяли в стрельцы?

— Повезло, — задумчиво отозвался Отто, как будто размышляя, действительно ли повезло, или ему просто так кажется по привычке. Но потом решительно кивнул. Нет, точно повезло! — Когда мы побежали громить Русскую деревню, меня там взяли в плен.

— Кто? — удивился Шульц.

— Один русский офицер. Кирасир. И забрал с собой в Полоцк. Ну и… потом я оказался в Москве. Где меня расспрашивали о Блюхе, Рабке, Штаубе и остальных…

— Рабке, Штаубе… — Шульц испуганно оглянулся. — А ты слышал, что с ними случилось?

— Нет, — покачал головой Циммерман. — А что? Что-то неприятное?

— Да уж куда неприятнее… — хмыкнул Шульц. — Их повесили.

— Кто, русские? Немудрено, — усмехнулся Отто.

— Да нет, не русские… то есть никто не знает, кто это сделал. И вообще, все это произошло не здесь, а в Данциге. Там повесили семерых, в том числе, говорят, двух иезуитов. Вроде бы они все встречались где-то в пригороде Данцига, в каком-то доме, а наутро их нашли развешанными по соседним с домом деревьям. Вот так-то… А почему ты сказал — немудрено?

Циммерман покачал головой и ответил по-русски:

— Да так, мысли ни о чем…

Шульц уважительно кивнул.

— Да уж, ты ловко выучился говорить по-русски.

— Пришлось, — снова усмехнулся Отто, вновь переходя на немецкий. — Неужели ты думаешь, что в русской армии команды и распоряжения отдаются на каком-то ином языке, кроме русского?

В этот момент к столу подошел служка с подносом, на котором возвышалось блюдо с запеченной кабаньей ногой и столовыми приборами. Быстро расставив все на столе, он нагнулся к Циммерману и тихо произнес: