— Наверное, вы подружитесь. Или станете враждовать, или меняться. Не знаю. Мастер, делающий острые и крепкие вещи, желанный сосед. Скорее всего, с тобой захотят породниться.

— А мои Айн и Саякинон? Они с вами уйдут или останутся со мной?

— Не знаю. Их ещё не спрашивали. Но о перемене маршрута они знают. — Уточка подворачивает кромку, в которую зашивается верёвка. Не витая, а плетёная. Отлично держит узлы и великолепно развязывается.

Мишка не торопится с ответом. Жить одному ему не понравилось. Чуть копыта не отбросил от обычной простуды. Но как же неохота бросать то, что нажито, наделано, настроено. Хотя гуртом это всё можно без труда повторить и на другом месте. Кроманьонцы не только всё схватывают на лету, они словно вживаются в осуществляемый процесс. При взаимодействии с ними чувствуешь себя частью одного организма.

Ну да, ведь подмечал же Мишка, что род — это команда по выживанию. Совместному, что особенно важно. Взаимодействие нарабатывается, знания транслируются, навыки совершенствуются. А ротация в составе группы не только для того, чтобы избежать кровосмешения. Люди приходят и уходят. Или остаются. Прижился, сработался — значит, свой. Не получилось — ничего страшного, переберёшься к соседям, попробуешь ещё раз.

Он, пожалуй, ещё не стал здесь своим. Ему помогают много, а он другим — редко. И если здесь, у плавильни и кузницы, жизнь крутится вокруг его замыслов, то в путешествии будет мало толку от городского юноши. Придётся бегать на подхвате и всему учиться. Но здесь все охотно учатся. Забавно, народ-то здешний буквы запоминает. Таких грамотеев, как Сайка, не встречается, но несколько человек вполне способны черкнуть записочку. Например: «С подателем сего пришли четыре жерди по три метра». Хи-хи. Про подателя он, конечно, загнул, но метр, горшок и полено в обиход вошли легко. Даже не старался нарочно, просто Сайка в рецептах пользовалась. Сто миллилитров — черпак, десять — ложка. Палец — дециметр, ноготь — сантиметр. Не он придумал, само пошло. Вес упоминают нечасто, поэтому кратные единицы пока не сформировались.

Так что кроманьонцы совершенно не тупые, не ретрограды и не ослы упрямые. Как что удобное или полезное подметят — мигом берут в оборот. И строят сразу три больших чёлна. Ему, Айн и Сайке. Погрузить наковальню в скорлупку из коры и жёрдочек — дело непростое, надо вводить в корпус серьёзный помост в донной части. Жалко обжиговую печку оставлять, из всех его сооружений она получилась самой удачной.

Посмотрел на хлопочущих женщин, и мысли его приняли новое направление. Толстухи ведь ни капельки не жирные. Мясистые, он бы сказал. Таких отобрали условия жизни, мощных телом. Хотя они, эти самые условия, и разумом не пренебрегли. Гребля и шитьё — сочетание просто восхитительное. Ломовая сила и тонкая микромоторика. Правду писали антропологи, что древний человек от современного отличался только… а чем он отличался?

Знаниями? Да, другие у этих людей сведения. Того, что они знают о природе, наверное, не знает ни один профессор.

Умениями? В этих условиях их умения максимально соответствуют задачам, которые ставит перед ними жизнь. Если задачи изменятся, люди обретут новые знания, наработают навыки, найдут иные решения, не те, что завещаны предками, а такие, о которых раньше и не догадывались. Так что надо пойти связать щит из коротких жердей под наковальню, чтобы не выдавила днище челноку, — решил Мишка.

И надо потренироваться в гребле. Иначе будет посмешищем, как только они тронутся в дорогу.

Грести однолопастным веслом Мишке не понравилось. В широком чёлне усилие надо создавать на вытянутых руках, а потом подруливать нужным углом лопасти, что нарабатывается не за несколько минут. Особенно нехорошо то, что он от этого быстро утомляется.

Вытесал двухлопастное, байдарочное. Веселее лодочка пошла, быстро приспособился, но промок. Течёт с того конца весла, что направлено вверх. Попробовал манжеты приладить. Немного лучше, но от идеала очень далеко. Стало быть, нужно ставить уключины и садиться спиной вперёд. Это, конечно, совсем нехорошо. Если нет рулевого, так голова может отвалиться от непрерывных оглядываний назад. А ведь на большинстве лодок управляется один человек. У детишек — и то собственные каноэ.

Вспомнил о венецианских гондольерах, что гребли, стоя лицом вперёд на корме. Весло там опёрто на консоль, вывешенную вправо. Однако как при приложении одностороннего усилия на таком расстоянии от оси судна заставить его выдерживать курс, Мишка не понимал. Оставалось попытаться грести на манер рыбьего хвоста, как на гребных судах Японии… или где-то там, в Юго-Восточной Азии, не помнит он.

Сделал верёвочный «шарнир» на прилаженной к корме дуге, под ноги положил площадку, чтобы стоять не на коре обшивки, и приступил к упражнению. Идёт челнок, но всё-таки тоже нехорошо. Обидно тратить столько усилий на перебаламучивание воды. Низковат коэффициент полезного действия, как ему кажется. Вот если бы лопасть была упругая, сгибалась, меняя угол, наподобие рыбьего хвоста!

Что же у него есть такого водостойкого и упругого? Ведь даже намудри он конструктивно и вынеси «пружину» на воздух, забрызгает её на ходу. Не любят луки намокания. Так что… ха! Можно сделать ломающуюся лопасть, чтобы ходила в шарнире от упора до упора, в зависимости от того, в какую сторону он ворочает валёк. Просто под напором всё той же воды, в которую погружена. А чтобы не стукала, подложить да хоть бы и те же мешочки с песком. Хотя сложные конструкции обычно работают недолго.

Задумался. Есть ещё длинные упругие волосы какого-то животного, что аборигены расходуют только на тетивы для луков. Их привозят откуда-то издалека. Питамакан за пучок, что можно обхватить пальцами одной руки, отдал нож кроманьонцу, что заезжал на днях. Старый, правда, ножик, ещё из стали с серой. Но по здешним местам вещь ценная.

Нет, не станет он выпрашивать их для своих сомнительных затей. А вот взять хотя бы прут. Сухой он заметно жёстче, но и мокрый упругость теряет не до конца. Взять пучок, насадить на черенок и грести, ворочая вправо-влево. Может быть, кто-то когда-то так делал, и сложилось поверье про ведьм, летающих на помеле. Ухмыльнулся. Но метлу связал. Плоскую в сечении, укреплённую у основания двумя рейками, вроде перемычки веерных граблей. А ближе к окончанию вплёл и закрепил на манер перепонки полоску коры площадью в три ладони.