— Эй, что там за люди и что вам надо?

Короткий топот сапог, щелчок затвора. Сибирцев выпрямился и поднял наган.

— Маша? — как-то растерянно и слабо прозвучал вопрос с террасы. — Машка! Машенька!..

Мертвая тишина, и оттуда, сверху, снова услышал Си­бирцев.

— Яков? Ты?.. — Страх, даже ужас, а может, и отчаяние, смешанное с невероятной радостью, — все это перемешалось в двух словах: “Яков” и “ты”.

— Я, Маша, я, живой-невредимый! Открывай скорей! — голос атамана задрожал.

Сибирцева словно обухом по темени треснуло. Яков? Не может быть… Его нет. Но он же сам только что слышал и узнал, конечно узнал, этот голос. Правда, стал он грубей, с хрипотцой, но это действительно голос Якова Сивачева, Яши, расстрелянного семеновской контрразведкой год назад, в феврале двадцатого года. “Постой! — приказал сам себе Сибирцев. — Спокойно, думать надо”.

— Эй, свету! — приказал атаман.

Кто-то зажег свечу в стеклянном фонаре, поднял над головой, высветив остальных Всего их было пятеро. Мгновение спустя распахнулась дверь, и вышла Маша, замерла, прижав ладони к груди. Один из пятерых рванулся ей навстречу и схватил в объятия.

— Маша, Машенька… — будто в забытьи повторял он.

Маша, услышал Сибирцев, заплакала навзрыд.

— Постой, пусти меня, — срывающимся голосом сказала Маша. — Я пойду маме скажу… Мама же умрет от радости.

— Мама… — эхом повторил Яков. Он повернул голову к свету, и Сибирцев увидел, что перед ним в самом деле Яша Сивачев, только возмужавший, с обтянутыми худыми скулами, но это он.

Как же так, Яков — и вдруг бандит, атаман? Все перемешалось в голове у Сибирцева. Может быть, все-таки произошла какая-то ошибка? Может, показалось, и не атаман он, может, это послышалось Сибирцеву, ждал бандитов, нервы напряжены, вот и ослышался, показалось…

Яков подошел к краю террасы, пригнув голову, вгляделся в темноту, будто хотел увидеть Сибирцева, потом громко вздохнул и повернулся к своим.

— Ну, докладывай, ты, Игнат. Что у тебя?

— Обнаружили мы их с Ефимом. У самого брода. Они, значить, цигарку запалили, тута мы их накрыли. А боле никого.

“Бандиты”, — окончательно понял Сибирцев.

— Хорошо, молодцы. Власенко! — Из тени вышел рослый худощавый казак в фуражке. — Давай заводи людей в усадьбу, пусть пока тут, в саду, сосредоточатся. А сам бери вот Игната с Ефимом, еще двух–трех казаков, да к церкви. Нет, погоди. Пока собирай людей. Но смотри, чтоб ни одна собака не унюхала.

Сивачев взял фонарь и, махнув всем остальным рукой, шагнул в дом, притворив за собой дверь. Казаки затопали по ступенькам.

Сибирцев, воспользовавшись шумом, змеей проскользнул обратно, к своему окну. Приподнял голову и увидел колеблющийся свет в зале. Там, слышно, что-то упало, похоже стул, потом раздался прямо-таки нечеловеческий, какой-то утробный вскрик:

— Яша! Сынок! — и падение тела.

“Мать”, — понял Сибирцев, наверно, в обморок упала. В голове у него была полная каша. Все, что угодно, мог предполагать Сибирцев, но только не встречу здесь, в этом доме, с Яковом Сивачевым, действительно убитым, Кунгуров об этом говорил. Помнит же Сибирцев… Что же делать?

Между тем в доме снова послышались рыдания. Они постепенно стихли, и тогда Сибирцев услышал наконец то, чего он ждал.

— Яков, — заговорила Маша, и голос ее напрягся. — Ты — кто? Скажи мне честно. Может, ты бандит?

Яков как-то странно, с натугой рассмеялся. Очень искусственный получился у него смех.

— Ты с ума сошла, Машка… Ну какой же я бандит?.. А что ты слышала про бандитов?

Сибирцев замер.

— Я слышала, что сюда идет банда.

— Кто тебе сказал?

— Мне? Ну, это сейчас не важно, в селе говорят. Люди проезжие предупредили. Так кто же ты тогда?

— Предупредили, говоришь?..

— Яша, Яшенька, родной мой! — всхлипнула очнувшаяся Елена Алексеевна. — Живой, кровинушка моя! Я не верила, не верила, что тебя нет… Живой!

— Подожди, мама, — перебила Маша. — Ты мне не ответил, Яков.

— Машка, да что с тобой? Ты что, не рада меня видеть? — В голосе Сивачева прозвучала растерянность. — Мы, между прочим, сюда пришли, чтобы уничтожать бан­дитов. Понятно тебе? Только вот не знаем, где сейчас местное начальство, где… — он запнулся, — наши? Много их?

Маша молчала. Как хотел помочь ей Сибирцев!.. Но оставалось только затаиться и слушать. Слушать…

— Откуда же я знаю?.. Я из дому не выхожу… Много, наверно.

— А где они, в церкви засели или в другом месте? Где сельсовет? А?

— Не знаю, Яша… Ничего не знаю…

— Яшенька! — это снова Елена Алексеевна. — Господи, дождались наконец. Маша, а где же?..

— Мама! — перебила Маша, и голос ее зазвенел. — Подожди, я сама! Яша, а почему же вы ночью, как воры?..

С террасы послышался громкий стук. Сивачев прошел через комнату, где спал Сибирцев, и открыл дверь, впустив Власенко. Его силуэт четко обрисовался на фоне освещенного дверного проема в зал. Они подошли почти к самому окну, под которым притаился Сибирцев, и негромко заговорили.