Деделебен был конечной станцией, от нее поезд не шел на запад, и поэтому в вагонах было очень мало людей. Эти немногие точно так же, как и я, намеревались пересечь «зеленую границу». Покинув поезд в пять часов утра, я выяснил дорогу к ней, спросив об этом у носильщика на станции.

К «зеленой границе» мы шли группой, в которой было около тридцати человек. Каждый был нагружен, как мул. Люди тащили вещи в огромных рюкзаках, везли в детских колясках и тележках. На фоне их я в своем клетчатом пальто, которым обзавелся еще в Бреслау, выглядел, как нищий. Тем не менее как-то случилось, что именно я возглавил нашу группу. Возможно, благодаря моему таланту к ориентированию на местности. Я предупреждал остальных о возникавших на пути препятствиях и появлявшихся впереди русских патрулях. Тем не менее через некоторое время я уже и сам точно не знал, где именно мы находимся. Наш путь через границу не был легким. Мы двигались в кромешной темноте, и мои спутники постоянно спотыкались о кочки. Наша обувь и носки промокли насквозь. Несмотря на все это, двигаться ночью было гораздо безопаснее, чем днем. В темноте у нас было больше шансов не оказаться замеченными, да и при стрельбе попасть в нас было гораздо сложнее.

Пробираясь через заросли деревьев, мы могли заранее услышать рев моторов приближающихся грузовиков русских патрулей, и у нас оставалось время, чтобы спрятаться. Нам удавалось прятаться достаточно хорошо, и даже с помощью мощных прожекторов, установленных на грузовиках, русским не удавалось нас обнаружить. После того, как грузовики уезжали, я отдавал команду:

— Поднять вещи, шагом марш!

Естественно, мы двигались совсем не парадным строем. Тем не менее моим спутникам потребовалось совсем немного времени, чтобы научиться передвигаться почти так же осторожно и незаметно, как наши разведывательные отряды во время войны. Когда нам однажды пришлось пересекать хорошо освещенную местность, нас заметил русский солдат. Он закричал по-немецки:

— Стоять! Идите сюда!

Но мы проигнорировали его требование. Группа следовала моему приказу не останавливаться, и столь быстро, насколько это было возможно, мы исчезли в перелеске на другой стороне освещенного участка. Нам вслед раздались два выстрела, но пули не попали ни в кого из нас. После этого наступила тишина. Солдат, стоявший на посту, не попытался преследовать нас. Скорее всего, потому что он был там один.

Вскоре после этого, как я понял позднее, мы сделали круг. Получилось так, что мы уже вошли в британскую зону, но вышли из нее и вернулись на советскую территорию. Там нас заметили двое русских пограничников. Но случилось невероятное: они кивнули нам, чтобы мы продолжали путь, и мы поспешили дальше.

Одна из женщин, входивших в нашу группу, которая была гораздо старше остальных, к этому моменту была в полном изнеможении. Дорога оказалась слишком трудной для нее, и она уже собиралась сдаться. Тогда я взял ее под руку и поддерживал до конца пути. Остальные по очереди везли маленькую деревянную тележку с ее пожитками.

На рассвете мы увидели солнце, поднимавшееся у нас за спиной. Я знал, что нам уже недалеко до места назначения. Вскоре мы увидели фермера, который ехал нам навстречу на велосипеде. Поравнявшись с ним, мы спросили, в британской ли зоне мы находимся. Его ответ был утвердительным!

Через некоторое время, когда было уже около семи часов утра, мы дошли до транзитного лагеря для беженцев в Ерксхайме. Там нас радушно встретила немецкая полиция. Как и в советской зоне, она была одета в черную униформу вермахта. Они обыскали содержимое наших рюкзаков и сумок, надеясь поживиться дефицитными в те дни сигаретами и алкоголем. Один из мужчин в нашей группе был торговцем. К слову, в пути, уже добежав до перелеска, он сразу поднял руки, когда русский солдат сделал два выстрела нам вслед, и только мой окрик заставил его идти дальше. Теперь же полицейские обнаружили в его вещах изрядный запас водки, который был незамедлительно «конфискован» ими.

Следующую часть пути я преодолел на поезде. Состав постоянно делал очень долгие остановки между станциями. Только в Ерксхайме мы простояли десять часов и еще четыре часа по пути от Брунсвика до Ганновера. На это ушел целый день, и остаток пути мы ехали уже в полной темноте. Дело в том, что в поездах не было ни освещения, ни какого-либо обогрева. Сидевшие и стоявшие пассажиры дрожали от холода и были безмолвны. Правда, те, кто сидел, были в несколько лучшем положении, поскольку сидеть им приходилось довольно плотно друг к другу, и это давало хоть какое-то дополнительное тепло. За окнами было совершенно темно. В сельских домах не было видно огней. В городах, мимо которых мы стали проезжать потом, также стояла кромешная тьма и лишь контуры руин были видны на фоне ночного неба.

Центральный железнодорожный вокзал в Ганновере был освещен очень тускло. Тем не менее, было отчетливо видно, что люди на платформе оказались такими же, как в Берлине, с впалыми щеками и одетыми в лохмотья. Они медленно двигались вдоль платформы. Возможно, многие из них надеялись, что все еще изменится к лучшему. Но в ближайшее время этого ждать явно не приходилось.

В Ганновере я впервые увидел и британских солдат. Вполне довольные собой и откормленные, они шли через серую толпу, жуя жвачки. Я в это время спешил на ночлег. Место для ночлега мне дал Ян Райлинг, брат моего павшего друга Роберта. Ян прежде был студентом в Дрездене, и теперь он сумел устроиться в Ганновере поблизости от британцев. На тот момент он работал в госпитале, и именно там он устроил меня на ночлег. Я провел ночь в бойлерной, которая находилась в подвале госпиталя. Там было не слишком комфортно, но зато тепло! На следующее утро я был снова в пути.

Из Ганновера я отправил телеграмму Бригитте, и она дошла до нее. Бригитта ждала меня на вокзале. К этому моменту прошло уже шесть месяцев с тех пор, как мы виделись в последний раз. Новая встреча вызвала огромную радость у нас обоих. Несмотря на проблемы с продовольствием, Бригитта выглядела точно так же, как и раньше.

Сначала она жила в Хорн-Ольдендорфе в довольно плохих условиях. Затем она пошла на работу, как и все другие, чтобы получить продуктовую карточку. Она работала в Детмольде на заводе, производившем деревянные светильники. Там на нее обратил внимание владелец предприятия и предложил ей работать у него домработницей. Она согласилась. На вилле хозяина завода у нее была отдельная комната. Помимо всего прочего, она выполняла работу кухарки, и это позволяло ей не быть голодной.