Черныш знал, что в его смеси не содержится мышьяка или какого-нибудь другого «желудочного», если можно так выразиться, яда. У него был только «кровяной» яд, который он мог безнаказанно пробовать.

Последней в жестянку была влита смола; Черныш еще немного помешал смесь, и, когда она сделалась достаточно густой, чтобы прочно прилипнуть к наконечникам, он взял пучок стрел и каждую в отдельности окунул в яд. Скоро наконечники остыли, яд на них высох, и Черныш объявил, что стрелы готовы к употреблению. Он намерен был еще до заката солнца пустить их в ход: отравленные стрелы предназначались им для старого страуса.

Клаас и Ян не очень заинтересовались приготовлением яда; гораздо любопытнее была для них самая охота — ведь бушмен собирался сегодня же вечером испробовать этот яд на страусе. Более того: он обещал показать им какой-то свой особенный способ охоты и ручался, что непременно убьет старого страуса. Мальчики заранее предвкушали увлекательное зрелище и весь этот день провели в самом приподнятом настроении.

Охота должна была начаться перед заходом солнца: страусы вернутся к своему гнезду, и тут-то и разыграется трагедия. Местом действия будет гнездо и близлежащая равнина, временем действия — предвечерний час. Такова была «программа» Черныша.

Старшие юноши почти всегда разрешали Чернышу охотиться за кем угодно; на этот же раз они с особой готовностью дали ему свое согласие, так как Клаас и Ян давно мечтали посмотреть охоту на страуса. В сущности, юноши и сами были не прочь принять в ней участие, но по некоторым причинам это было невозможно.

Не все они верили в успех задуманного дела. Правда, никто не сомневался в том, что отравленная стрела убьет птицу, но для этого требовалось, чтоб стрела в нее попала, а значит, стрелять надо было с близкого расстояния. Сумеет ли Черныш подкрасться к птицам? Этот вопрос занимал всех. Черныш должен был выйти на охоту при дневном свете, Выбирать время ему не приходилось. Ведь страусы вернутся к гнезду до наступления ночи — как только солнце спустится к горизонту и воздух станет холоднее, — а увидав, что в их отсутствие кто-то разорил гнездо, они тотчас убегут в панике и навсегда его покинут.

Таким образом, дожидаться темноты Черныш не мог; а между тем подойти к гнезду надо было как можно ближе — ведь его маленький лук стрелял всегда на пять — десять ярдов. Может быть, Черныш спрячется где-нибудь в засаде и будет ждать там возвращения птиц? Но если прятаться, так около гнезда, иначе это вообще не имеет смысла, потому что птицы могут прийти откуда угодно и убежать в любом направлении.

Поблизости от гнезда Черныш нигде не мог укрыться, это было очевидно. На пятьсот ярдов в окружности не было ни камня, ни кустика, за которым мог бы притаиться человек, а ведь страусы так зорки и осторожны, что от них даже на вдвое большем расстоянии не спрячется и кошка. Может быть, вырыть яму и в ней залечь? Нет, это не поможет. Яма, окруженная кустами, обманет, пожалуй, льва, или носорога, или слона, но страуса так легко не проведешь: это очень умная птица, хотя некоторые судят по наружности и считают ее глупой. Вблизи гнезда страус заметит малейшее изменение в поверхности почвы и поостережется приблизиться, пока не произведет такое подробное обследование, что все ухищрения пойдут насмарку. Но Черныш и не собирался рыть никакой ямы, у него этого и в мыслях не было.

Как же, в таком случае, думал он поступить? Мальчики напрасно ломали себе голову. Черныш, как и все охотники, был себе на уме и вовсе не собирался сообщать им свои планы. Пусть смотрят и сами догадываются. Но мальчики тоже были охотники и, кроме того, хорошо воспитаны; поэтому они не приставали к нему с расспросами, а молча следили за его приготовлениями.

Последнее, что сделал Черныш, перед тем как отправиться к страусовому гнезду, было вот что: он взял убитого утром фенека и воткнул ему в живот несколько лучинок; когда его поставили на землю, получилось, будто фенек сам стоит на ногах, и даже на близком расстоянии он казался живым.

Солнце уже клонилось к западу. Черныш подхватил под мышку фенека, забрал лук и стрелы и двинулся в путь. Он обещал Клаасу и Яну, что они будут свидетелями охоты, но оказалось, что это он только так выразился. На самом же деле им предстояло смотреть в зрительные трубки — в лагере их как раз было две. Взять мальчиков с собой Чернышу было нельзя. Если б он подвел их к гнезду на расстояние, с которого все можно разглядеть простым глазом, осторожные и зоркие птицы сразу бы их заметили и тотчас бросились бы наутек; ведь страусы, как говорилось выше, видят врага тогда, когда он их самих еще не видит.

И вот Клаас с Яном скорее побежали просить зрительные трубки. Старшие решили, что мальчики влезут на дерево и оттуда будут сообщать остальным обо всем, что произойдет на равнине. Таким образом, стоящие внизу увидят спектакль «вторым зрением», как шутливо выразился Аренд.

Клаас и Ян взобрались на колючую верблюжью акацию и, усевшись на ее ветвях, приготовили свои подзорные трубы.

С этого возвышенного места открывался вид не только на гнездо — его можно было рассмотреть и с земли, — но и на значительное пространство вокруг, так что мальчики легко могли уследить за малейшими движениями как Черныша, так и птиц.

Мы уже говорили, что около гнезда в окружности радиусом ярдов на пятьсот не было ни одного укрытия, за которым могла бы притаиться хотя бы кошка. Если не считать нескольких разбросанных там и сям камней величиной с четырехфунтовый хлеб, вся песчаная поверхность была ровная и гладкая, как стол.

Мальчики заметили это еще утром, а Гендрик и Виллем даже обратили на это особое внимание: им, так же как и Чернышу, хотелось убить страусов, но они отказались от этой мысли, потому что совершенно не могли придумать, где им спрятаться от острых глаз птицы.